– Вы еще упомянули что-то там о внешних свойствах этой культуры, – барабаня по портфелю пальчиками, продолжала Вагалянская. – Признаюсь, что не совсем поняла… Хотелось бы знать…
– Говоря о внешнем свойстве, я просто имела в виду форму зерна. Вам, Нина Ивановна, как ученому- инженеру, следовало бы подумать о специальных решетах для этой культуры.
Нина Ивановна вскинула на девушку свои влажные зеленоватые глаза и насторожилась.
– Не знаю, что у вас там в науке может получиться, но я говорила с механиками. Мы пришли к выводу, что зерно ячменя имеет шершавую, угловатую, а вовсе не гладкую форму, поэтому значительно медленнее перекатывается на решетах, застревает на соломотрясе, частично выбивается в мякину. Вы меня понимаете?
– Отлично, детка! Об этом стоит подумать. Может быть, ваше предложение со временем признают гениальным, но сейчас, мне кажется, все-таки придется отвечать за потери.
– Наш ответ прост, Нина Ивановна. Если мы будем часами стоять на поле и спорить о регулировке, то потеряем еще больше. А то, что сейчас уходит в мякину, пойдет на корм скоту. Извините, мне нужно на другой участок, к другим разбойникам, как вы изволили выразиться.
Ульяна повернулась и пошла к стоявшему поодаль Агафону.
– Ну, а мы куда, Роман Николаевич? – не обращая внимания на слова девушки, утомленно спросила Нина Ивановна.
Спиглазов подумал, подумал и пригласил гостью на бахчи, отведать ароматных скороспелых уральских дынь.
Нина Ивановна с радостью согласилась.
Поджидая Ульяну, Агафон сидел в тени соломенной копны и разговаривал с Дашей. За последние месяцы девушка заметно подросла, казалось, еще больше округлилась, но по-прежнему была веселой и беспечной.
– Ужас как хочется за штурвалом поработать. А папашка мой усадил на эту драндулетину, и стала я бочковозом. Сижу верхом на бочке, как дуреха какая, парни гогочут, словно козлы на кошаре. Срамотища! – жаловалась она Агафону.
– Никакого сраму, Даша. Холодная водичка сейчас первейшее на поле дело, – посмеиваясь, успокаивал ее Агафон.
– Ага, значит, тоже агитируете?
– Ну зачем же! И так понятно, Даша.
– Еще бы не понятно! Это папаша в наказание меня послал…
– За что же?
– Потому что замуж собралась… Подумать только! – грустно вздохнула Даша.
– А может быть, рано?
– Агитируете? Десятый класс уже окончила… – Даша натянула мокрую косынку на глаза, откинувшись на солому, продолжала: – Ох, до чего же надоели мне все эти ваши агитации… С того самого дня, как я на свет народилась и стала помнить, только и слышу: не то взяла, не туда пошла, не так хихикнула, не так высморкалась. Мне восемнадцать, а меня все учат, учат, наставляют и совсем не знают, что я живу сама по себе…
Агафону хорошо было знакомо состояние девушки. Он слушал и не перебивал.
– В школе мы трактор прошли, и прошлым летом я с Глашей на практике штурвалила. А батя из меня водовоза сделал. На кой шут нужна мне эта бочковозная механизация? Правильно ребята смеются. Как будто нельзя машину приспособить!
– Сама видишь, что машины едва с зерном справляются, – сказал Агафон.
– Ничего не вижу, совсем слепая и несознательная… По-вашему, раз я девчонка, значит, меня можно в бочку запихнуть. Ты свою агрономшу тоже так агитируешь? – неожиданно спросила она.
Не находя слов, Агафон растерянно заморгал глазами, выдернул из копны пук соломы и снова засунул его обратно.
– Никого я не агитирую, – крутя в руках соломинку, пробормотал он.
– Еще бы! – Даша передернула полными плечиками и приглушенно засмеялась. – Он, мамочки! Даже покраснел студент. Будто бы мы не знаем, что у вас с нею роман…
– Я смотрю, ты слишком много знаешь, – улыбнулся Агафон.
Ему было приятно слушать откровения Даши и в то же время чуть-чуть стыдно. За последнее время у них с Ульяной были добрые, дружеские отношения, и дальше этого пока не шло. После тяжелого разговора в саду они ни разу откровенно не говорили.
– Тут и знать нечего, студентик, – насмешливо продолжала Даша. – Тамарка, по которой наш Колька вздыхает, рассказывала нам, как Улечка тебе там, на ферме, яишенки стряпала и молочком подпаивала, как теленочка. Вон она сюда идет. Ладно уж, не стану мешать…
Крепкая, сильная, вся какая-то кругловатая, она ловко вскочила, отряхнула с подола розового сарафана мусор, встала к Агафону спиной, потребовала кратко:
– Смахни солому.
Нисколько не удивляясь ее бесцеремонности, он поднялся и несколько раз провел ладонью по мягкой и влажной спине Даши, сдерживая озорное желание дать ей хорошего шлепка… Она поблагодарила его, обернувшись, на ходу добавила:
– Мы еще с Федькой нашему папаше преподнесем такой кувшинчик, будь здоров!..
