вечернюю задушевную беседу.
— А вы тоже с Урала? — улыбаясь, спросил Петр у горбоносого.
— Нет. Мы здесь, в горах, живем.
Высоколобый снова засуетился, настойчиво предлагая придвинуться к столу и закусить. При этом он все время улыбался поджатыми губами.
— Дыньки не хотите? Великолепнейшее творение природы, сорт знаменитый, наша матушка «Колхозница». А какой аромат! Прелесть! У нас дома этого пока нет.
— Почему же? На Урале растут арбузы и дыни, — возразил Петр.
— Извините, это на Южном, а на Северном мало, да и еще рано сейчас, не вызрели. Когда же я оттуда уехал? — потирая висок, многозначительно задумался высоколобый. — Да уж десятый день. Не заметишь, как и отпуск пролетит...
— Значит, с Урала? — словно желая заглянуть в душу этого суетливого, чересчур словоохотливого курортника, снова спросил Петр.
— Коренной тагилец. Все-таки разрешите угостить вас дыней! Вот той, что побольше да поспелее.
— Спасибо, я не хочу. Извините, что побеспокоил...
— Ну, что там! Чем же вас тогда угостить? Вина предложить не осмеливаюсь. Знаю, что служба у вас строгая.
Горбоносый подошел к столу и выкатил из сетки дыню. Подержав ее в смуглой большущей руке, положил на тарелку. Косясь на офицера угрюмым взглядом, он медленно, с расстановкой проговорил:
— Слушай, друг, пачему не хочешь? Хароший дына.
Пыжиков вновь поблагодарил и отказался. Ему почему-то неприятна была встреча с этими людьми и противна суетливая назойливость высоколобого. «Забавная компания, — усмехнулся Петр. — Два сапога на одну ногу!»
Разговор как-то иссяк и прекратился. Все трое чувствовали себя напряженно и неловко. Пыжиков сидел как на иголках и злился, что испортил людям ужин. Хотелось встать и уйти, но уходить было поздно и некуда.
В другой раз посидел бы, поговорил с людьми, о многом основательно расспросил, а сейчас самому говорить и слушать не хотелось. Да и высоколобый курортник с неприятно поджатыми губами своей приторной вежливостью совсем не располагал к себе, а наоборот, отталкивал. Горбоносый не мог скрыть своей неприязни к непрошеному гостю в зеленой фуражке. Постояв у стола и уже больше не предлагая угощения, покопавшись в чемоданчике, он взял полотенце и вышел во двор.
Это вынужденное знакомство прервалось возвращением хозяйки дома. Петр с облегчением вздохнул.
Как и следовало ожидать, Мария Дмитриевна встретила Петра с обычным радушием. Она провела его в большую, с выходящим на веранду окном комнату и, усадив на диван, сразу же затопила его словесным потоком пустяковых воспоминаний о матери. Однако Петр вежливо сослался на усталость и попросил приготовить ему постель.
— Извините, дорогая Мария Дмитриевна. Совсем измотался, только бы добраться до подушки, — расстегивая воротник гимнастерки, сказал Пыжиков.
— Что же это вы, голубчик? — заахала Селихова.
— Служба такая... Уже двенадцать, — посмотрев на часы, ответил Петр. — Скоро должна прибыть за мной машина с солдатами.
— Ах, боже мой! Да вы хоть скушайте что-нибудь.
— Немного, пожалуй, можно, — согласился Петр, вспомнив, что он с утра ничего не ел.
Мария Дмитриевна вскочила и побежала на кухню готовить ужин.
Петр слышал, как курортники, гремя топчанами, которые, как в общежитии, всегда приготовлены расчетливыми хозяевами для многочисленных гостей, укладывались спать и тихо, но, видимо очень горячо, о чем-то между собой спорили. Петра они уже не интересовали.
— Что будем делать, Семион, уходить? — склонившись к своему партнеру, прошептал горбоносый.
Неожиданное появление офицера нарушило все их планы. Перед выходом к спрятанной рации они решили хорошенько выспаться. Теперь было не до сна.
— Подождем, — ответил Семион, держа в руках термос с длинным наплечным ремнем.
— Ты слышал, что он сказал хозяйке?
— А что он ей сказал?
— Он ждет машину с солдатами. Мне это не нравится...
— Ты уверен, что мы влипли?
— Я ни в чем не уверен... У меня просто нехорошее предчувствие...
Южная ночь стала еще темнее. Отчетливей доносился шум морского прибоя. Музыка стихла. Домик обволакивала тишина.
— Пока нет признаков, чтобы начинать панику. У тебя сдали нервы. Возьми себя в руки, — с открытой жесткостью в голосе сказал Семион.
— Ты хочешь сказать — твой друг трус?
— Не придирайся к словам, а скажи: почему ты с офицером разговаривал по-хамски?
— Дал понять, что мне на него наплевать. Это, наверное, лучше, чем расшаркиваться перед ним.
— Пожалуй. Но чувство меры, Сапангос, чувство меры...
— Дед мой — дагестанский князь, отец тоже. Весь наш род презирал трусов и ненавидел Советы. Я могу швырнуть этот термос себе под ноги, чтобы от меня и этой хаты ничего не осталось...
— Не надо мрачных мыслей. Я бывал и не в таких переплетах. Мне кажется, офицеру нет до нас никакого дела. Тихонько подойди к окну и взгляни, что он делает.
Подвижный и верткий кавказец кошачьими шажками, на цыпочках подкрался к окну и осторожно отодвинул край занавески.
Съев без всякого аппетита кусок жареной курицы с помидором, Петр сидел за столом. Запустив пальцы в спутанные волосы, раздумывал над словами генерала Никитина. «А я, дурак, пытался еще над ним куражиться... И как вначале разговаривал с майором Рокотовым, какую написал объяснительную записку!.. Хотел всем доказать, что мне теперь все равно, безразлично. Пустая, глупая бравада!»
Тряхнув головой, словно избавившись от невеселых раздумий, Петр встал и подошел к окну. На веранде метнулось какое-то черное пятно и скрылось в саду. Пыжикову стало вдруг не по себе. «Кому это вздумалось за мной подглядывать? А может быть, это нервы шалят?»
На душе стало еще тяжелее. В комнате было душно, как в бане. Над садом сгущались темные тучи. Голова тяжелела, будто наливалась свинцом, но спать уже не хотелось.
С неожиданной резкостью скрипнула ржавыми петлями дверь. Петр вздрогнул и оглянулся. На пороге в длинном цветастом халате стояла Мария Дмитриевна.
— Это я, Петр Тихонович. Вы почему, голубчик, не спите?
— Не спится что-то, Мария Дмитриевна. О службе, о жизни вот думаю...
— И-и, милый мой! В ваши-то годы... Не надо много думать. Вся жизнь еще впереди.
— Серенькая моя жизнь, Мария Дмитриевна, как пыль вьется вокруг, глаза порошит. Ничего пока хорошего в ней не вижу, — с болезненной откровенностью признался Петр. Ему хотелось поделиться с пожилой женщиной своими невзгодами.
— А вы потише, голубчик, а то мои постояльцы еще не улеглись, — подняв палец и переходя на шепот, предупредила хозяйка.
— Они всегда так долго не спят? — покосившись на веранду, спросил Петр.
— Когда как. Только на днях им сдала. Сняли всю площадь и сразу поставили условия, что им нужен абсолютный покой. А сами комнатами почти не пользуются, на веранде и спят и едят. Ездили на экскурсии, возвращались поздно. Вчера приехали, заперлись и долго о чем-то спорили. Этот гололобый-то, вроде как ученый, все в горы ходит, а второй за проводника. Водит его по горам и все показывает!
— Что же они изучают? Камни или траву какую приносят?
