часть дома по линии улицы и убирала ее в сторону. К изумлению всех иркутчан, перед прохожим открывалась своеобразная картина, очень напоминавшая театральную сцену. В оставленной пол-горнице еще стояла мебель: кровати, столы, скамьи, и даже на прикрытом скатертью столе иногда шумел как ни в чем не бывало самовар.
Купечество впало в панику. Но упорство купецкое падало под несокрушимыми ударами гущинской команды. Один из упрямых иркутских купцов — Скоробогатый, имея веселенький и добротный домик, но выстроенный не по плану, выставил молодцов из своего лабаза, и они долго не допускали гущинскую команду. Купцу стало очень обидно, — ведь и дом выстроен был с выпиранием на середину улицы специально для куража: «Знай, мол, наших. Любуйтесь и завидуйте!» А тут этакая напасть!
Он долго и упорно отстаивал свое обиталище. Но хитрый Гуща все-таки обманул купца. Вопреки всем установленным обычаям, он взялся за дело в глухую полночь. Купец сладко храпел и, может быть, видел сладостные сны, а в эту пору его обитель подвергалась растерзанию, — по улице среди ночной тишины раздавался визг пилы.
Когда хозяин после крепкого сна пришел в себя и очухался, было поздно, — гущинская команда отмахнула полдома. Все было кончено, и купцу в утешение оставалось только реветь белугой.
Постепенно Иркутск принимал благопристойный вид, — улицы его выпрямлялись, кривые лачуги сносились, и все шло к лучшему.
Радением и неусыпными заботами его превосходительства отыскали в России архитектора и уговорили прибыть в далекий Иркутск. Правда, этот просвещенный муж во многом внушал недоверие, но все сомнения разом рассеялись, когда он принялся за работу. Архитектор имел большое пристрастие к высоким крышам, которые поднимал в два-три раза выше самого здания. Такой высокий стиль пришелся по душе его превосходительству. Это не только возвышало дома, но и возвышало сибирскую столицу в целом в глазах просвещенных путешественников.
Все шло к лучшему. В крае обновились и стали проезжими дороги и мосты; деревни приобрели чистый вид. На дорогах и в городе не было слышно о грабежах и воровстве. Взяточничество… Впрочем, его не было, хотя по этому поводу ходили всевозможные слухи. Судите сами об этом деликатном деле.
Как и всякий смертный, его превосходительство был женат, следовательно имел супругу. И следствием этого благословенного и законного брака были восемь детей. Вполне понятно, рачительные родители, особенно губернаторша, которую в народе попросту величали Трещихой, беспокоилась о будущем своих отпрысков.
Супруга его превосходительства окружила себя молодыми и красивыми чиновниками и через них вершала все государственные дела мужа. Что же касается взяток, то пусть отсохнет у того язык, кто возводит эту гнусную клевету. Никогда ничего подобного не допускала благосклонная к чиновникам губернаторша. Правда, она продавала собственно ей принадлежавший единственный соболий мех. Мех этот был необычный и, можно сказать, неразменный. Он продавался по разной цене, смотря по важности затеваемого дела. Положим, он сторговался за пять тысяч рублей, — деньги вносились чистоганом, и вовсе не вина губернаторши, если соболий мех на другой день без всяких чар вновь возвращался к ней в виде подарка. Рассказывали, что знаменитый мех таким образом продавался раз пятьдесят, и губернаторша никак не могла от него избавиться.
Мы должны отдать должное изворотливости и умению супруги его превосходительства быстро и с тактом выходить из материальных затруднений.
В таких случаях в большие праздники или в именины высоких особ задавались пирушки, на которые приглашались первогильдейские купцы, исправники и бурятские тайши. И не вина губернаторши, если, сидя за ее ломберным столом, они усиленно проигрывались. Зато бал всегда отмечался в этих краях неслыханным блеском.
Он открывался духовой музыкой и казацкими певчими, которые отменно исполняли «Гром победы раздавайся». После этого начинались экоссезы, матрадуры, вальсы и кадрили. Молодые персоны — чиновники, дочери купцов и чиновницы — показывали во всем блеске свои таланты в хореографическом искусстве. Но главнейшая изюминка приберегалась и показывалась в конце бала или в самый разгар его. Это была разудалая и веселая русская плясовая, которую исполняли ссыльный красавец цыган и служанка губернатора, не менее вальяжная прелестница. Танцевали они со всем страстным пылом и своей неудержимой страстью зажигали старых и молодых…
И как было после этого обвинять супругу его превосходительства в какой-либо преднамеренности или в чем-либо подобном. Опять же, если кто-либо перед праздником присылал подарки или кое-какие припасы, то разве можно было не принимать благосклонно их…
Подарки эти от разных обществ и частных лиц стали столь часты и многочисленны, что губернаторша через подставное лицо открыла в гостином дворе лавку, где и сбывала эти подношения. Немало добра было заблаговременно, про запас на черный день, отправлено обозом в Москву, где и сохранялось у родственников.
Губернаторша всегда и много думала о развлечениях для местного светского общества. Она была достойной подругой своего супруга, и мысли ее постоянно устремлены были на то, чтобы увеселения носили вполне придворный характер. В этом направлении она, как говорят, не взирая на затраты чужой энергии, применяла все.
В летние прохладные вечера иногда задавались общественные балы в городском саду. Но какой вид имеет гуляние, если в саду нет фонтанов. Известно, что всякий сад приобретает значимость и величие, если в нем шумят струи фонтанов. Это символически сближает подобные сады, скажем, с версальскими и петергофскими. Но, увы, что поделаешь в тех случаях, если в городском саду нет и признаков водных пространств: ни колодца или пруда! И тут на выручку пришел изобретательный ум супруги его превосходительства. Вопрос разрешили просто, с помощью пожарной команды. За оградой сада, в скрытом месте поставили пожарные машины, а рукава провели в сад. В густой чаще упрятали полицейских солдат, которым и вручили наконечники пожарных шланг. К изумлению гуляющей публики, под звуки музыки в городском саду вдруг забили фонтаны. Невиданное доселе зрелище пленило всех. Всю ночь по саду разгуливали и веселились господа, любуясь серебристыми струями. Увы, никто не подозревал, что исполнители этого чудесного зрелища — полицейские солдаты — беспрестанно обливались холодной струей, дрожали и лязгали зубами от стужи…
3
Шли безмятежные годы правления губернатора Трескина, сибирские летописи и мемуары сохранили необыкновенные истории, поведанные нами выше. Но пришло время, когда на его превосходительство, как из рога изобилия, посыпались беды.
Из далекого Петербурга известили о злоключениях и неудачах губернаторского сынка. Обильно снабжаемый субсидиями родного батюшки, молодой человек изо дня в день предавался увеселениям и был верным и энергичным поклонником Бахуса. В невменяемом виде, в неблаговидном обществе губернаторский отпрыск в азарте стукнул одну миловидную актрису бутылью по темячку, и та, ни пикнув, изволила скончаться. Никто не предполагал о таком молодушии жрицы Мельпомены, в результате которого молодой человек оказался под судом и арестом.
За этим несчастьем вскоре последовало второе. Секретарь его превосходительства — господин Белявский внезапно впал в острое помешательство, стал неистовствовать и буянить. Он бросился на губернатора, когда тот в обычном белом одеянии утром появился в приемной. При этом несчастный кричал во все горло:
— Пустите, я ему, шельмецу и старому селадону, бороду выдеру!
Его превосходительство не могло этого принять на свой счет по той простой причине, что аккуратно, дважды в неделю, брился и бороду не носил.
Только предали забвению этот печальный случай, как приключилась новая беда, — губернаторский советник Кузнецов помешался, бегал по городу, изрыгал потоки брани на непостоянство губернаторши и порывался кинуться в прозрачные воды Ангары. Конечно, столь возмутительные подозрения могли
