– Всякий пятый сноп, собранный на землях этого вассала, принадлежит вам. Еще вам причитается с него подушная и поземельная подать, налог на содержание рыцарской дружины сюзерена, налог на содержание замков сюзерена, выплаты ко дням рождения и свадьбам сюзерена и его близких, мзда за воду для питья и мытья, мзда за проезд по дорогам сюзерена, мзда за тень от лесов сюзерена, мзда за дрова, за охоту в лесу и убийство диких зверей на землях сюзерена, пусть даже и в случае самозащиты, пеня за убийство комаров, кои выводятся на землях вашего сиятельства и таким образом принадлежат вам, за топтание травы…
– Все? То есть, я хотел сказать – еще что-нибудь есть?
– Все, милорд. Не угодно ли милорду ввести новый налог? Или мзду? Или…
– Не угодно, – отмахнулся Серега от чрезвычайно оживившегося вдруг мажордома – неспроста оживившегося, надо думать. А вот интересно, сколько с этих поборов перепадало до сих пор к нему в карман? – Угодно же мне совершенно другое…
Он решительно встал, подтянул сползшую с одного плеча мантию из бело-синего меха (вельможа, блин). Самым печальным было то, что вырез на мантии плеч требовал пошире и помощнее, чем у него. Чтоб не сползать с этих самых плеч. Выпятил грудь колесом, положил левую длань на рукоять церемониального меча с гербом Де Лабри. Бдительная Клоти разыскала-таки этот раритет в местной оружейной, по пути слегка поучив оружейника порядку. Слегка в данном случае означало, что жить он будет. Правда, сколько и как…
– Я, сэр Сериога… Как там меня дальше?
– Герцог Де Лабри. сюзерен Лабрийский. – тихо подсказал по-прежнему стоявший перед ним на одном колене вассал.
– Во-во. Герцог Де Лабри и этот самый суверен Лабрийский… Повелеваю! Отныне, м-м… и при всех будущих наследниках моих оставляю от всех этих поборов лишь самые необходимые: во-первых, налог на содержание рыцарской дружины. Во-вторых, налог на содержание замков. В-третьих, выплаты на дни рождения и к свадьбам – праздники дело дорогое. Будем считать это представительскими расходами фирмы. Подушную и поземельную подати объявляю уполовиненными в два раза… Прочие же мзды, подати, налоги с пенями и всякие там права на первую-вторую, на третью и на пятую объявляю недействительными отныне и навсегда. Такова моя герцогская воля, хочется мне так, знаете ли…
– Как же возможно сие! Как же… – успел ужаснуться за его спиной почтенный мажордом. И больше он не успел уже ничего – увы. Раздался короткий, но очень смачный звук мощного удара и почти сразу же за ним – шум рушащегося на пол тела. Все правильно. За правым плечом у Сереги как раз сейчас должна была находиться Клоти, пылкая как умом, так и рукою. В непосредственной близости к мажордому и со своим, строго феодальным, взглядом на проблемы и права обслуживающего персонала. Возмущения коего она и не снесла…
– Ныне и днесь признаю тебя володетелем живота и дыхания моего… Клянусь выплачивать то, что установил ты к выплате в этот день, День Победы Героического Герцога, то есть твоей светлости, над проклятой нечистью замка Дебро…
Ба, с грустью подумалось Сереге, вот и началось. Вот и в герои попали-с… Как раз с этого, по идее, все и начинается – с того, что самые обычные люди восторженно объявляют вдруг самые обычные дни – Днями, когда Он… Основываясь на том шатком основании, что некоему идиоту посчастливилось в этот день попасть в крутую переделку, как куру во щи. А если еще и в живых при этом остался… Герой! И все благодаря стечению самых случайных обстоятельств.
Глупо это было как-то. По дурости он попал сюда, строго по собственной дурости… А потом все покатилось само собой – случайно наткнулся по дороге на Клоти, отобрал у старухи помирающего с голоду мальчишку… Вместе с Клоти кинулся в погоню за старой стервой, по дороге попал в Отсушенные земли, где по неизвестной причине взял да и пожалел чудовище с совершенно нечеловеческой внешностью. А леди Клотильда за все за это заблаговременно выторговала для него титул с мандонадой… И пошло-поехало. Проклятие мага Мак'Дональда. Эльфы….. В этот вот раз его заставили выполнить какое-то там Предначертание…
Церемониал принесения присяги тем временем шел своим чередом. Ярлы, маркизы и бароны поочередно приближались, преклоняли колена, засовывали огромные ладони – все, как одна, с крупными мозолями от мечей – в герцогские руки. Скороговоркой тараторили текст присяги, слегка запинаясь в самом конце, там, где ярл Эзри после Серегиных слов самолично внес необходимые исправления. Некоторые замолкали надолго, будучи не в силах припомнить слова, прежде в присягу не входящие. Таким суфлировал сам сэр Эзри, скромненько сидящий на одной из ступеней возвышения недалеко от Сереги.
Заминок не было. В конце долгой и нудной церемонии в зал с топотом влетело стадо слуг. Тесня столпившихся вассалов, их жен и детей, мигом расставили по всему залу столы, накрыли их. Гости с довольным ревом занимали места, а у Сереги на душе было на редкость погано. И в теле, кстати, тоже. Кости и мышцы после того самого “Дня Победы Герцога над…” надсадно ныли. От каждого вздоха и выдоха перед глазами начинали плавать и кружиться раскаленные белые искры – похоже было на то, что от ныряния рыбкой на пол переломались чуть ли не все ребра. Багрово-синие круги под глазами, прямо как у представителя подотряда вампиров. Ныла гортань, трудно было и глотать и говорить. Героем он себя совершенно не чувствовал. Вот этим самым, про которого толковала леди Клотильда, как там его… жертвенным агнцем – да, вполне.
Радуйся, что вообще жив остался, одернул себя Серега. Ага, плаксиво ответило ему внутреннее “я”, спать невозможно от болей, а туда же – радоваться… А ведь еще и малютку Зигфрида на трон сажать нужно, и со Священной комиссией как-то разобраться. Жизнь леди Клотильде он уже заслужил, отработал, так сказать, а теперь следовало обезопасить возможных врагов, чтобы потом спокойно требовать у первого попавшегося дуба своего возвращения домой…
Вассалы бодро горланили здравицы в его честь. Бойкий менестрель, успевший уже под шумок соорудить и уложить на музыку нечто приблизительно песенное на злобу дня, бренчал прямо перед его столом на пузатом подобии балалайки и тянул:
О бароне Квезаке, который уже скончался к этому моменту на “троне раздумий” и хладное тело которого готовил к более чем скромному погребению его благость сильно пригорюнившийся пречлен, никто и не вспоминал. Король умер, да здравствует король!
Одна радость – объяснение с леди Эспланидой прошло относительно мирно. Означенная дама заявилась в его спальню, как только он добрел до нее. Заявилась, пинком едва не снесла двери с петель и встала перед ним подобием тени отца Гамлета – этакий бледно-прямо-худой столб.
– Сэр Сериога! Я к вам за объяснениями. Как вы теперь намереваетесь… Конечно, как победитель моего мужа и нынешний владелец всего, что ему принадлежало, вы можете…
Все, что он мог в этот момент, – это невразумительно промычать:
– Э-э… Леди Эспланида…
– Слыхала я, – с совершенно каменным лицом перебила его скупую мужскую речь стерва Эспи, упорно глядя при этом ему в глаза, – что собираетесь вы насильно выдать меня замуж за одного из ваших новых вассалов… И потребовали, чтобы я немедленно приступила к выбору кого-то одного из них. Собираетесь вы как будто даже наплевать на опекунские права брата моего по отношению ко мне, как к вдове, оставшейся без попечения мужа. И вынудить меня вступить в этот новый брак, который, несмотря ни на что, будет все же считаться вполне законным и нерасторжимым перед Богом и людьми. Так как совершен по воле наследника де-факто моего мужа и заключен перед лицом его пречлена де-юре… Я спрашиваю вас – так ли это?
– А… Ну да, – устало сдался Серега, – само собой… Пойдешь замуж, а то как же. И не сметь мне возражать, а то это… пасть порву, моргалы выколю…
– Так вот, я вам заявляю! Не бывать тому! Ни за что не выйду замуж, ни за кого! Даже если это будет барон Винсент Де Лоньи, милорд Лонский! Слышите вы меня?! Ни за что не выйду!
Она смерила его злобным взглядом и сделала четкое “кругом”.
