Черкасского. Потом, под влиянием какой-то личной угрозы, Юрий исчезает из Москвы и начинает скитаться по монастырям. В 1595 году в Успенском монастыре города Хлынова (Вятка, Киров) он принимает постриг с именем Григорий. Его странствия продолжались еще несколько лет, пока он не осел в келье своего деда Замятни Отрепьева, постриженного к тому времени в Чудовом монастыре Московского Кремля. Там его и заметил патриарх Иов, оценивший грамотность и умение брата Григория составлять каноны чудотворцам. Патриарх стал брать его с собой в Боярскую думу и к царскому двору, где молодой монах мог ознакомиться с придворными порядками. Находясь при патриаршем дворе, Григорий пристрастился к астрологии, принимал у себя звездочетов и гадателей, которые и предсказали ему тридцатичетырехлетнее царствование на московском престоле. Слова их упали на подготовленную почву. Слыша о своем внешнем сходстве с царевичем Дмитрием и внимая предсказаниям гадателей, Григорий не смог сдержать распиравшего его честолюбия, что вскоре стало известно даже Борису Годунову, который распорядился отправить «чернокнижника» на Соловки. Однако механизм карательного аппарата где-то дал сбой, что позволило Григорию Отрепьеву сбежать в Новгород-Северский, а потом в Киев и Острог.
Все лето 1602 года он проводит во владениях Константина Острожского и, видимо, не добившись нужного для себя результата, осенью перебирается к некоему пану Гойскому, где, работая на господской кухне для собственного пропитания, параллельно изучает латинский и польский языки, знакомится с учениями анабаптистов. Весной 1603 года Отрепьев исчезает. Исследователи предполагают, что Григорий ездил договариваться о совместных действиях с запорожскими казаками, знаменитыми не только борьбой с крымскими татарами, но и тем, что в конце XIV века они три раза подряд оказывали весьма эффективную помощь трем самозванцам, претендовавшим на молдавский престол, а именно Ивану Подкове, некоему казаку по имени Петр и греку Якову Василику. Вероятно, именно в этой поездке он выучился верховой езде и превосходному владению оружием. Первыми, кому он объявил себя царевичем Дмитрием, были близкие с запорожскими казаками паны Свирские и воевода города Остра Михаил Ратомский. Последний доложил о столь важном событии «по команде» православному князю Адаму Вишневецкому — тот владел огромными землями, простирающимися до русской границы, и терпел всякие неудобства от неурегулированности пограничного вопроса. Здесь-то и началось восхождение новой звезды на политическом небосклоне Европы. Отрепьева принимают в домах местной шляхты, какой-то московит опознает в нем царевича Дмитрия, что повышает его ставки, и о нем докладывают королю Сигизмунду III. Но тот не торопится его признавать. Между тем среди запорожского и донского казачества вовсю идет вербовка желающих принять участие в новой военно-политической авантюре. Через некоторое время в доме двоюродного брата Адама самозванец знакомится с сестрой хозяина дома Мариной Мнишек, отец которой, Юрий Мнишек — сандомирский воевода, надеется с помощью этого знакомства избавиться от навалившихся на него материальных проблем. Происходит тайное обручение молодых, а потом следует чуть ли не «триумфальное шествие», завершившееся приемом у короля, признавшего Отрепьева за истинного царевича, выделившего ему денежное содержание и разрешившего «искать помощи у его польско-литовских подданных для добывания себе престола». Поддержать самозванца в открытую Сигизмунд не мог, так как это было бы нарушением договора о перемирии.
Самозванец, притворно посопротивлявшись, тайно принимает католичество, обещая Папе Римскому когда-нибудь ввести унию и в Московском государстве. А дальше происходит позорнейший торг. За помощь в овладении московским престолом и за «руку» Марины Мнишек Григорий обещает выплатить миллион злотых будущему тестю и уступить ему в потомственное владение Смоленское и Северское княжества, а своей жене он обязуется отдать в полное владение Великий Новгород и Псков.
В середине августа 1604 года Лжедмитрий выступил из Самбора в сторону польско-русской границы во главе 3-тысячного отряда. Одну половину его составляли польские искатели приключений, избравшие своим гетманом Юрия Мнишека, а вторую — запорожские казаки. Отказавшись от традиционного маршрута польских набегов: Орша — Смоленск — Вязьма, они избрали более южное направление — через Северскую Украину, жители которой благожелательно относились к противникам Бориса Годунова. Этот путь был хорош еще и тем, что проходил в непосредственной близости от мест расположения запорожских и донских казаков — на них возмутители спокойствия рассчитывали как на своих союзников. В октябре в районе Вышгорода самозванец перешел Днепр и, еще даже не вступив в пределы Московского государства, получил радостную весть — воинские гарнизоны Моравска, а за ним и Чернигова, арестовав своих воевод, перешли на его сторону. Но у Новгорода-Северского их ждала неудача. Посланный царем Борисом воевода Петр Федорович Басманов сумел организовать оборону города с помощью приведенного им стрелецкого отряда. Вскоре, однако, осажденный город оказался небольшим островком в море мятежной стихии. Бояре, недовольные Годуновым и желающие перемен в Московском царстве, один за другим стали сдаваться названому царевичу. Пример этому предательству подал князь Василий Рубец-Масальский, сдавший самый укрепленный город Северской Украины — Путивль. За ним последовали Рыльск, Севск, Курск, Кромы. Казакам, шедшим на помощь самозванцу, без труда поддались Белгород, Одоев, Ливны и другие города.
В то время как Басманов терпел большую нужду в Новгороде-Северском, царский свояк Дмитрий Шуйский стоял без дела со своим войском у Брянска, требуя дополнительного пополнения живой силой. В декабре, когда численность рати достигла почти 50 тысяч человек, ее возглавил малоспособный в военном отношении князь Федор Мстиславский, он и повел воинов на выручку Басманову. Однако 10–15-тысячное войско самозванца обратило в бегство эту массу людей, не желающих воевать. Для подкрепления деморализованного войска Годунов направил туда дополнительные силы и князя Василия Шуйского, под началом которого у деревни Добрыничи неподалеку от Севска 21 января 1605 года состоялось новое столкновение с войсками самозванца — он лично руководил боем. Напор польской конницы натолкнулся на стойкость московских стрельцов, в результате сражение закончилось полной победой царских войск. Лжедмитрий потерял 15 знамен, 13 орудий и 6 тысяч человек только убитыми, не считая пленных и раненых. Спасаясь от преследования, соискатель московского престола укрылся в Севске, а затем перебрался в Путивль, намереваясь бежать еще дальше, но уже погрязшие в измене русские подданные под угрозой выдачи Годунову принудили самозванца продолжить борьбу.
Шуйскому и Мстиславскому как раз сейчас и закрепить бы успех, осадить Путивль, а они занялись ничего не значащим Рыльском, несчастной Комарницкой волостью и под конец увязли в бездарной осаде Кром. Да и царь Борис оказался не на высоте. Вместо того чтобы понудить воевод к наступательным действиям, он засылает к Лжедмитрию своих людей с отравой. Но их ловят, изобличают и казнят. Тем временем к самозванцу подошел 4-тысячный отряд донских казаков, и он, воспрянув духом, начал рассылать по всем городам и волостям Московского царства письма с призывом служить ему как законному государю. Со всех земель в Путивль потянулись люди, и скоро город по своему многолюдству стал похож на настоящую столицу.
Приближалась весна 1605 года, а вместе с ней и крупномасштабная война, благо что и воевода решительный имелся — Петр Басманов, которому царь пообещал свою дочь и полцарства в придачу (Казань и Астрахань), если ему удастся решить проблему с самозванцем. Может быть, у них что-то и получилось бы, но 13 апреля пятидесятитрехлетний Борис Годунов внезапно скончался. Молва гласила, что он отравился им же приготовленным ядом. Зачем? Ведь его наследнику, о котором он так пекся, едва исполнилось шестнадцать лет. Не мог он этого сделать. Было бы правильнее предположить, что его отравили по команде бояр или Лжедмитрия, но «отработка» и освещение этой версии вряд ли устроила бы Романовых, в конце концов оказавшихся победителями. А победители, как известно, пишут историю под себя, так что даже предположение такое исключили.
Несмотря на то что Москва спокойно присягнула Федору Борисовичу Годунову, царице Марии Григорьевне и царевне Ксении, все понимали: это царствование будет коротким, ибо Борис не оставил своим наследникам ни верных слуг, ни надежных друзей. Не стал им опорой и Петр Басманов, отправленный в войска на замену Шуйскому и Мстиславскому, к тому же отправили его по соображениям местничества не первым, а вторым воеводой, так что ни о каком «полцарстве» и речи не могло идти. Очередной обман и, как следствие, кровная обида. А в войсках разброд и шатание. Там уже давно созрело желание перемен в царстве, правление Годуновых не устраивало слишком многих. К приезду Басманова группа сторонников самозванца была весьма представительной: братья Василий и Иван Голицыны, Федор
