Тьма. Испытание Злом

воин-берсеркер.

За первые месяцы этого кошмара население колонии сократилось вдвое. Скольких-то положили одержимые, сколько-то было в этом состоянии убито. Так продолжалось до тех пор, пока жених взбесившейся леди Инноли, не в силах причинить вред любимой, догадался замуровать ее в тесном дупле. Чудо, но разомкнуть дерево одержимая не смогла, обычные способности ей отказали. Всю ночь она билась внутри, выла страшно, сыпала угрозами, проклятиями и такой непристойной бранью, что невольные слушатели диву давались, где могла набраться такого невинная девушка-альва, вся жизнь которой прошла в почти полной изоляции от грубых инородцев? (Здесь нужно уточнить, что бранилась она на нескольких человеческих языках, в наречии светлых альвов таких слов не существовало вовсе.) Настал день, но дева продолжала бушевать, и так до полуночи.

В полночь, как полагается, озверел еще один альв, и его всем миром заточили в соседнем дупле. И буквально минуту спустя первое дупло разомкнулось. Леди Инноли, бледная, всклокоченная, как злая ведьма, с разбитыми в кровь кулачками и сорванными ногтями, пошатываясь выбрела на волю. К ней бросились, чтобы вернуть в темницу, — и вдруг поняли, что она совершенно нормальна, от недавнего безумия в душе не осталось и следа, бедняжка не помнила ничего из того, что творила. О случившемся, впрочем, догадалась сразу и горько плакала, потому что успела убить двух добрых подруг.

Постепенно альвы освоились со своим проклятием. Безумие длилось ровно сутки. Поэтому каждую ночь все поселение собиралось у костра и ждало, кто из соплеменников одичает на этот раз. Как только замечали дурной взгляд, злобный оскал или другой признак — наваливались и запирали. Они приспособились к злу.

Но приспосабливалось и зло. Оно научилось затаиваться, все труднее становилось вычислить одержимого и все труднее удержать. Если прежде тот сразу бросался в атаку, теперь первым делом пускался наутек. Не догонишь — будет охотиться на соплеменников и чужаков целые сутки…

— Вот как я сегодня! — вклинился в рассказ тана худенький бледный паренек с большим горбом на спине. — Это, верно, я вас сразил стрелой, простите… Упустили меня…

— Да, это новая уловка зла, — подтвердил рассказчик. — Прежде, вселившись в альва один раз, оно не возвращалось к нему по крайней мере до тех пор, пока не сменится луна. Но последнее время стало нападать на одного и того же и пять, и даже три дня спустя. Не угадаешь.

— А нынче? — забеспокоился Фруте. — Ведь полночь минула, очередного вы изловили?

— В дупле она сидит, поодаль, чтобы спать не мешала, — успокоил тан. — С девами проще, они быстрее себя выдают — начинают рычать…

— Какой ужас! — деликатно вздохнула ведьма, хотя на самом деле ей хотелось сказать «какая пакость!». — А вы не пробовали избавиться от этой напасти совсем? Ведь ваш народ сведущ в колдовстве.

Вопрос был праздным. Ну конечно они перепробовали все доступные способы — но злу не было никакого дела до их усилий. Чары альвов оказались бессильны пред ним…

…Тан говорил, говорил о беде народа своего, но с каждым его словом Йорген все отчетливее чувствовал: ох, чего-то он недоговаривает. Другие это тоже понимали: многозначительно переглядывались ведьма с магом, Семиаренс Элленгааль отводил глаза. Кальпурций, уж на что не силен был в колдовстве, и тот поглядывал с беспокойством.

Потому что не было на самом деле никакого загадочного зла, и к нашествию Тьмы это явление, старое как мир, прямого отношения не имело, хоть и напоминало внешне двоедушие. «Вандергайст» называлось оно. Блуждающий дух. Своего рода проклятие, неудивительно, что искушенные в тайных знаниях альвы не могли с ним справиться. Ведь избавиться от проклятия без посторонней помощи невозможно в принципе. Только сам проклявший может его снять или хороший колдун.

— Почему же вы не обратились к колдунам? — спросила Гедвиг в лоб.

Альв смерил ее тяжелым взглядом, потом махнул рукой: дескать, какая теперь разница, какой смысл скрывать очевидное? Ответил с горечью:

— Какие колдуны, на третий-то год Тьмы? Кто из них на ее сторону не перешел — те полегли, все до единого…

— За Сенессами полно колдунов, живых и здоровых! — удивился Кальпурций. — Дорога тяжела, но не настолько, чтобы ее невозможно было преодолеть, мы тому живой пример…

Тан поселения Айо не дал ему договорить.

— Что ж, значит, пришел и ваш черед узнать о самом худшем…

Спутники с недоумением переглянулись, они-то думали, главная беда альвов в проклятии состоит!

— …Покинуть пределы этого леса не способна ни одна живая душа! Мы — пленники его, уже много лет. А теперь — и вы.

Вот это был удар.

— Поели, называется, краденых пирогов! — нервно рассмеялся Йорген фон Раух, он первый смог говорить. — Правильно говорят хейлиги в храмах — за греховные помыслы тоже приходится платить.

— Правильно, — подтвердил Кальпурций Тиилл. — Да только цена высоковата, ты не находишь, друг мой?

— На все воля Дев Небесных! — Голос ланцтрегера звучал цинично и зло. — Это я во всем виноват.

— Ничего подобного, — возразил великодушный силониец. — Все мы хороши.

Больше они в тот день о делах не разговаривали — спать легли. «Утро вечера мудренее» — было такое присловье у торговцев, наезжавших в Эренмаркское королевство из восточных земель. Йорген часто слышал его на рынке, но смысла не понимал. Лично ему сколь-нибудь умные мысли начинали приходить в голову не раньше полудня. По утрам же начальник столичного гарнизона Ночной стражи ощущал себя совершенно безмозглым и очень боялся, что это однажды заметят подчиненные. Вот почему все проблемы ланцтрегер предпочитал решать с вечера.

Но теперь он был согласен с остальными: нужен отдых, нужно время, чтобы страсти улеглись и вернулась способность рассуждать здраво. Пока же всем им хотелось одного — рвать и метать с досады. Заниматься колдовством в таком состоянии не рекомендуется категорически, во избежание разрушений и жертв. А без колдовства здесь было не обойтись, это уж к гадалке не ходи.

И заснули они вповалку, у чужого бездымного костра, под мерный вой, несущийся откуда-то издали, — должно быть, это одержимая дева бушевала в своем дупле.

За ночь Кальпурций Тиилл успел счесть происшедшее дурным сном — ну не может же такого быть на самом деле, чтобы отпрыск славного рода Тииллов вознамерился промышлять кражей пирогов! Но открыл глаза — и убедился в собственной порочности. Под бледным рассветным небом, проглядывающим в прорехи угловатых ветвей, бесцветным, почти невидимым пламенем горел костер. Спутники спали вокруг, подложив под голову дорожные мешки. Всхлипывал жалобно Фруте, его нежное личико выглядело совсем детским и несчастным. Черный Легивар неудобно завалился навзничь и храпел. Гедвиг сжимала в ладони руку Йоргена, и это зрелище Кальпурция не порадовало, но он их простил. Семиаренса на месте не оказалось, он любил просыпаться раньше всех… А дева в дупле все выла и выла, нагоняла смертную тоску…

Спать расхотелось, захотелось вырваться как можно скорее из этого унылого, полуживого места пусть назад, во Тьму, но в нормальную, привычную Тьму!

— Вставайте! Хватит дрыхнуть! — Он безжалостно растолкал спящих. — Нечего время терять, надо что-то решать!

— У! — сказал Йорген, перекатываясь на бок. — Попозже!

Силониец был непреклонен:

— Подъем!!!

Эта короткая команда всегда действовала на ланцтрегера фон Рауха безотказно. Он резво вскочил и спросонья чуть не угодил в костер, хорошо Легивар удержал за пояс.

— Спасибо! — сказал ему Йорген с чувством. — Ты настоящий друг! Не то что некоторые из будущих шуринов!