Коготь серебристого ястреба

в дом, а карета тем временем покатила в платную конюшню на соседней улице, там же снимал комнату возница, а потому был в полном распоряжении Кога в любое время суток.

Ког поднялся на крыльцо и вошел в дом.

— Приготовить ванну? — спросил Паско.

— Нет, — ответил Ког. — Что-то мне не хочется сейчас лезть в холодную воду. Пожалуй, я лучше вздремну, а через час отправлюсь в баню Ремарга. Там и переоденусь к ужину с Милиндой. Пока я буду спать, пошли ей записку, что я с удовольствием разделю с ней трапезу сегодня вечером, а всем прочим дамам, пригласившим меня, разошли сожаления.

— Слушаюсь, милорд, — ответил Паско.

С самого начала, к великому удивлению Кога, Паско обращался с ним, как будто он и в самом деле был благородного происхождения. Слуга ни разу не вспомнил прошлое Когтя, ни разу не забыл своего места, даже когда они оставались наедине. За то время, что он прожил в Ролдеме, Когвин Ястринс настолько вжился в роль авантюриста-аристократа, что его прошлое до приезда в Саладор начало казаться ему туманным, словно принадлежало кому-то другому.

Паско отправился выполнять поручения, а Ког разоблачился самостоятельно. Он снял плащ, камзол, рубаху и сапоги и, оставшись в панталонах, упал на кровать. Тренировка его утомила, но все же сон не шел. Юноша не мог найти покоя, с нетерпением ожидая приглашения во дворец. Мало того, меньше чем через месяц начинался турнир. В душе его росло напряжение. Придется быть поосторожнее, а то так можно переволноваться, и тогда будет трудно сосредоточиться на самом главном.

А еще он знал, что, как только закончится турнир, впереди его ждет другая задача, но какая именно, пока непонятно. Верно все-таки предсказал Рондар — все годы обучения ушли на то, чтобы сделать из него благородного господина, но зачем все это, он пока не мог объяснить.

Его личные планы не изменились. В конце концов он выследит и уничтожит тех, кто убил его семью и друзей, но только когда сыграет до конца свою теперешнюю роль, только когда мастер Паг и его друзья решат, что он исполнил свой долг перед Конклавом, а до тех пор придется ждать.

И все-таки последние несколько месяцев его подтачивало изнутри растущее беспокойство: что, если мастера никогда не освободят его от долга, что, если он погибнет, прежде чем сумеет отомстить за свой народ? О последнем лучше не думать, ведь если судьбой будет определено, что последний из племени оросини должен умереть, не отомстив виновным, значит, так тому и быть. Зато первая возможность действительно его беспокоила — какой все-таки долг главнее? Не так-то просто оросини отмахнуться от пожизненного обязательства такой поступок навлек бы позор не только на самого человека, но и на его семью, включая всех предков. Но кровная месть считалась среди его народа не менее важной. Возможно, боги проявят к нему милость и подскажут способ, как с честью выполнить оба долга?

Ког перевернулся на живот и подумал, что, может быть, боги даже не взглянут в его сторону. Такие вещи ему неподвластны и поэтому лучше всего о них не беспокоиться.

Он пролежал неподвижно почти полчаса, но сон так и не пришел. Наконец он решил, что его настроение сможет улучшить только горячая ванна. Он поднялся и позвал Паско, который, как он слышал, уже вернулся, исполнив поручения.

Когда слуга вошел в комнату, Ког сказал:

— Принеси мне одежду. Я отправляюсь к Ремаргу. Последуешь за мной, как только выберешь подходящий наряд для сегодняшнего ужина. Вели кучеру заехать за нами через час после захода солнца.

— Слушаюсь, милорд, — ответил Паско.

Ког оделся и, выйдя из дома, быстрым шагом направился к заведению Ремарга. Он никогда не уставал ходить пешком по городу. Ему нравилось нагромождение теснящих друг друга лавочек, нравились толпы людей — молодых и старых, мужчин и женщин, торговцев и матросов, аристократов и простолюдинов. Повсюду слышался запах моря. Он действовал опьяняюще на юношу, выросшего в суровых горах.

Ког невольно задался вопросом, не подарит ли судьба ему возможность вернуться в детство, и захотел бы он этим воспользоваться, если бы действительно получил такой шанс. После секундного размышления он понял, что захотел бы. Какие бы чудесные вещи с ним ни происходили, все знания, опыт и богатство меркли по сравнению с тем, что он потерял: дом, семью и свою настоящую жизнь.

Если бы могло исполниться его самое сокровенное желание, он отдал бы все свои теперешние блага за то, чтобы вернуть мать, отца, сестру и все свое племя, здоровое и счастливое. Горько было думать, что самый могущественный маг и даже все маги вместе взятые никогда не смогут осуществить это желание.

Ког дошел до перекрестка, свернул направо и смешался с вечерней толпой. Но уже через несколько секунд он понял, что кто-то его преследует. Инстинкт охотника или чутье на опасности, небрежный взгляд через плечо, отражение в витрине магазина — что-то его насторожило: каким-то образом он понял, что футах в тридцати позади него идет человек, который преследует его с того момента, как он вышел из дома.

Ког замешкался у витрины, словно рассматривал какой-то выставленный товар. Краем глаза он заметил мужчину, который остановился и сделал вид, будто что-то ищет в карманах. Изобразив досаду, человек быстро повернулся и пошел назад, но Ког все равно успел его рассмотреть. Крепкий жилистый мужчина передвигался легко и быстро, не размахивая руками, но юноша понял: этот человек опасен.

Ког предвидел, что преследователь скроется в толпе, поэтому не стал идти за ним. Это было бы бесполезно, к тому же шпион сразу бы догадался, что его раскрыли. Этот или другой, все равно соглядатай найдется. Кто-то затеял слежку за Когом, и теперь ему предстояло выяснить, кто и почему.

Одно дело, если это убийца, нанятый какой-нибудь разозленной молодой особой или ее отцом, и совсем другое, если слежка имела отношение к Конклаву Теней. Тогда, возможно, ему придется поручить Паско предупредить Роберта и всех остальных.

Ког не спеша направился к бане, специально выбрав окольный путь. Несколько раз он останавливался — хотел убедиться, что за ним никто больше не следит.

В бане Ремарга к нему вышел навстречу один из служителей, которого он отлично знал.

— Добрый вечер, милорд, — поприветствовал его слуга.

— Добрый вечер, Свен, — ответил Ког. — Сальмина свободна?

— Сейчас узнаю, господин. Хотите, чтобы она вас обслужила?

— Да, — ответил Ког и пошел в раздевалку. Свен был рядом, чтобы позаботиться об одежде Кога и выполнить любую его просьбу. Для начала гостю вручили большое хлопковое полотенце, в которое тот завернулся. Когда он выходил из раздевалки, Свен складывал его одежду и убирал меч. Ког нашел низенькую деревянную скамеечку возле большой лохани с теплой водой. Тут же лежали кусок ароматного мыла и щетка. Рядом со скамеечкой стоял поднос с маленькими хрупкими керамическими сосудами, украшенными цветочным узором. Ког поднял лохань и вылил ее себе на голову, а как только уселся, тут же появился мальчишка с новой лоханью теплой воды и заменил пустую.

Для начала Ког смазал волосы ароматным маслом, подумав уже не в первый раз, как бы ко всему этому отнесся его дед. Старик купался следующим образом: окунался с головой в ледяные ручьи и озера, получая от этого огромное удовольствие. Но, помня о любви деда к комфорту, Ког решил, что старик наверняка одобрил бы теперешний процесс омовения. В эту минуту появилась молодая женщина, одетая в короткий белый халатик, прилипший к телу от царившей в бане влажной жары. Ког знал, что дед и это очень бы одобрил; старик никогда не терял интереса к женщинам, о чем регулярно напоминал окружающим, отчего бабушка Когтя каждый раз выходила из себя.

Овеянный ностальгической грустью, Ког молча позволил банщице намылить ему спину. Ремарг отлично вышколил свой персонал: девушка ни за что бы не заговорила первой. Одним клиентам хотелось лишь флирта и легкой болтовни, другие требовали более интимных услуг, что отнюдь не возбранялось за отдельную плату, — желающим предоставлялся небольшой отдельный кабинет в задней части здания. Третьи же предпочитали тишину и покой, стремясь остаться наедине со своими мыслями во время купания.

Ког поднялся, и девушка, закончив тереть ему спину и плечи, перешла к груди. Мягким движением Ког отобрал у нее мыло и сам закончил намыливаться, отпустив банщицу. Он знал, что, если бы продолжал