Лодка медленно плыла, огибая камышовые заросли. Кряж уже довольно хорошо придерживался нужного направления, а птицы вновь занялись охотой на рыб — ведь птичий желудок переваривает ужасно быстро. Впрочем, пернатые опасливо сторонились лодки, и только камышевка поблизости подавала голос да две карликовые цапли одна за другой вынырнули из стены камыша и тут же снова скрылись в сумрачной чаще.
Было очень жарко.
Нужно бы найти хоть какую-нибудь тень, — проговорил Кряж, осматриваясь. — Если бы мы хоть шляпы захватили или, по крайней мере, темные очки.
Переплывем сейчас на ту сторону, там скорее найдем тень, — сказал Дюла. — А пока держи вдоль камышей. Ты еще не устал?
— Чепуха! Я вспотел не оттого, что гребу, а от жары.
Лодка повернула и пошла поперек озера, но они добрались до противоположного берега. Только через четверть часа Плотовщик снова достал шест, и с его помощью они вогнали лодку в стену камыша.
— Камыш удержит нас надежней, чем якорь. И тень кругом. Ах, как есть хочется!
Кряж, ни слова не говоря, достал перочинный ножик. Плотовщик же стал «накрывать стол» на скамье. Когда он извлек все кулинарные произведения тетушки Нанчи, они переглянулись и рассмеялись.
— Нет, никто не поверит! Честное слово, не поверит. Бык будет ко всему прицепляться, а Юрист отпускать шуточки. Вот Кендел, пожалуй, поверил бы!
А мне жаль Кендела, — проговорил Дюла. — Жаль, что он от нас уходит.
Этому тоже никто не поверит, Плотовщик.
Давай перекусим, Кряж! И скажу тебе: чем больше я думаю, тем труднее и мне этому поверить.
Ребята ели, как два смертельно голодных волчонка, только что не рычали. По лицам у них струился пот, и им казалось, что, сиди они на солнцепеке, и то им, наверное, не было бы так жарко и душно, как здесь среди камышей.
Кряж подобрал хлебные крошки. Вдруг он насторожился. Издалека доносился какой-то гул.
Где-то что-то подрывают.
Кажется, далеко, — заметил Дюла, тоже прислушавшись. — Раньше я ничего такого не слышал. Может, в каменоломнях Бадачбня. Ну что ж, поели мы, попили, теперь пора и за удочки браться.
Снова послышался глухой гул взрыва, точно исходивший из-под земли. Дюла с беспокойством посмотрел сначала на воду, потом на небо.
Слушай, Кряж, а не гром ли это?
Ну вот еще! Погода прекрасная, только очень парит.
Плотовщик снова внимательно огляделся. Позади них все заслоняли камыши, но над ними и дальше на всем небосводе — ни единого облачка, а на воде — ни малейшей ряби.
Ничего не понимаю… И птицы что-то умолкли. Не нравится мне это.
Жарко очень, — ответил Кряж. — А где коробочка с мотылями?
И тут у них за спиной грозно загремел гром.
Свертывай удочки! Да побыстрей! Если гроза застанет нас здесь…
Да мы двадцать раз успеем.
— Сверни и мою удочку, а я пока выведу лодку из камышей. Кряжу начало передаваться беспокойство приятеля, и он поспешно свернул удочки. Тем временем лодка отвалила от камышей.
— Смотри туда!
У них за спиной небо стало почти черным, эта чернота переходила в мутно-желтый цвет, и только над головой небо еще оставалось зеленовато-голубым. Мрачное гремящее страшилище никак не походило на облако или тучу — оно не имело ни причудливых очертаний, ни разрывов. Оно выглядело плотной черной стеной, которая не пропускала даже сверкания молний, а только гулко рычала и быстро надвигалась, затянув уже полнеба.
— Держи шест, Кряж, и дай мне весло. Я буду грести.
Лодка рванулась вперед, будто ее пришпоривал страх. Теперь ребята прислушивались уже не к раскатам грома в небе, а к сплошному гулу, который доносился откуда-то снизу.
По воде пробежала рябь; птицы исчезли. Потом рябь сменилась длинными волнами, и вот уже озеро все вспенилось, а через минуту забушевало так, словно под ним затряслась земля.
— Не успеем! — закричал Дюла. Закричал потому, что на них с яростным ревом накатывалась гроза. Стало сразу темно.
— Только бы добраться до шалаша! Держись ближе к камышам, Кряж!
А ветер играл с лодкой, точно она была спичечной коробкой, и гнал ее на открытое место. Кряж с силой, делающей честь взрослому мужчине, работал шестом; он весь взмок от пота, хотя вдруг резко похолодало. Тут камыш застонал, словно срезанный сразу тысячами кос, и по нему беспощадным ледяным бичом ударил град.
— Кряж! — закричал Дюла. — Вот шалаш, видишь?
На мгновение Кряжу показалось, что там, где кончились камыши, он увидел что-то похожее на стог сена, но тут же видение пропало.
— Что ты делаешь? — ужаснулся Плотовщик, когда Кряж выпрыгнул из лодки и стал тянуть ее к скрытому в камышах шалашу.
Кряж только отмахнулся. Он весь съежился, потому что град хлестал немилосердно. Дюла тоже вобрал голову в плечи, так как градины величиною с лесной орех били по лодке, словно пулеметные очереди. Впрочем, с такой же силой они обрушивались и на обоих мальчиков.
— Ой-ёй-ёй! — завопил Кряж и схватился за ухо: ему показалось, что градина, словно пуля, пробила ему мочку насквозь.
Плотовщик же только судорожно вздрагивал при каждом ударе.
Они уже совсем обессилели, когда наконец добрались до стены камышей, которая, правда, походила сейчас на руины после воздушного налета. Кряж втянул лодку в камыши.
— Прыгай быстрее! Тут нам крышка!
Удивительно: они почти не чувствовали боли да и холода тоже.
Дюла был в таком плачевном состоянии, что скорее выполз, чем выпрыгнул из лодки, но, ухватившись за цепь, тоже стал отчаянно тянуть.
— Закрути цепь вокруг камышин! Ой, Кряж! Вот теперь хорошо! Бежим! Быстрее, быстрее!
Град сыпал все сильнее, но ребята уже ни на что не обращали внимания. Острые стебли камышей кололи и резали их, но они лезли напролом, пока не плюхнулись на настил в шалаше — полуголые, исцарапанные в кровь, перепачканные с головы до ног. У Дюлы были сравнительно длинные волосы, а Кряж перед отъездом остригся наголо, и сейчас его голова выглядела так, точно ее вспахали: сплошные шишки и кровоточащие ссадины.
У Плотовщика багровел под глазом синяк, из расцарапанного уха сочилась кровь, а нос покраснел и распух. Колени, руки и ноги у обоих тоже были изодраны.
— Кряж, а где твой второй сапог?
— Потерял.
— Но ты хоть помнишь где?
Кряж с грустным упреком посмотрел на друга и только рукой махнул.
— Хорошо хоть, что мы добрались до шалаша. Слышишь, что делается вокруг? Если бы не этот шалаш, честное слово, нам бы каюк.
Кряж был прав.
Тучи нависали так низко, что, казалось, прочесывали камыши; однако ни одной молнии не было видно, только страшные удары грома раздавались над их головами да стук града, барабанившего по воде и камышам. Плотовщик дрожал как осиновый лист, зубы у него стучали.
— Мы замерзнем!
— Прижмись к моей спине и обхвати себя руками.
— Говорил же мне Матула, чтобы я всегда брал в рюкзак куртку. А ты не мерзнешь?