Кевин снова показал на Саманту и сделал ей знак подойти.
– Это Саманта Перри, новый партнер с Пятнадцатого верхнего.
– Ваша невеста по почте? – Хозяин улыбнулся и, сложив руки на высоком прилавке, посмотрел на Саманту с возросшим интересом. – Ну, вы подыскали себе настоящую красавицу! Так кому все-таки она принадлежит, Хаусман?
Кевин увидел, как покраснела Саманта, и понял, в каком она состоянии. Знала бы она, как ему хотелось увести ее из этого грубого мира и подарить лучшую жизнь, как она того заслуживала. Только об этом он и мечтал.
– Не обращайте внимания, Саманта, – сказал он, чтобы хоть немного успокоить девушку. – Пойдемте. Пойдемте.
– Но… Кевин, как же книга? Я должна за нее заплатить.
Он колебался, переводя глаза с объемистой книги на лицо владельца, и сжимал кулаки. Что его так взволновало?
– Все верно. Сейчас подпишу.
Хозяин магазина, хихикая, подсунул им листок.
– А почему она не может подписать? Гилкрист же ей доверил. Или ты не считаешь ее полноправным партнером?
Саманта пришла в ярость от столь оскорбительного заявления. И Кевин не рискнул сказать правду. Саманта ему не простит, что он так долго ее скрывал.
– Подпишите, Саманта! – Он схватил ручку и сунул девушке в руку.
До сего дня никто не интересовался Диккенсом. Уже три месяца книга пылилась на полке.
– Где я должна поставить свою подпись, Кевин?
– Вот здесь. – Он указал на листок в том месте, где несколько раз подряд стояло имя Джоула.
Саманта с недоумением посмотрела на Кевина. Он покраснел и отвернулся. И тут ее осенило. Кевин не подписывал счет, потому что не умел писать!
Так вот почему письма подписывал Джоул Хаусман!
Но кто он, этот Джоул Хаусман? Сплав двух мужчин? Или один мужчина, который терзает ее сердце? Саманта прогнала эти мысли и вместе с Кевином покинула универмаг.
Кевин молча свернул на Персентидж-авеню. По улице сплошным потоком двигались пешеходы и фургоны. Мимо проехали двое конных полицейских. Один вежливо прикоснулся к шляпе и поклонился Саманте. Она подумала о констебле Френче. Когда она вспоминала его последний раз? Вся ее жизнь до приезда на Пятнадцатый верхний напоминала коллаж из далеких воспоминаний. Даже Доусон и работа в прачечной миссис Келлог казались сном из прошлого.
– Привет! Развлекаетесь?
Неужели прошел уже целый час? Опешившая Саманта хотела ответить Джоулу, но умолкла на полуслове, взглянув на его лицо. Борода, защищавшая кожу от загара, исчезла. На ее месте остался участок более светлой кожи с резкими границами. Пышные усы были подстрижены так же, как у остальных мужчин. Старатели предпочитали длинные густые усы. Без бороды Джоул казался еще привлекательнее. Саманта даже не подозревала о существовании неглубокой ложбинки, смягчавшей его упрямый подбородок, и боролась с искушением провести по ней пальцем.
– У вас что, язык отнялся из-за моей метаморфозы? – насмешливо спросил Джоул. – Не знаю, хорошо ли это для меня!
– Еще бы! – промолвила Саманта. – Выглядите просто превосходно!
Джоул засмеялся, взял ее руку и положил себе на локоть. Затем повернулся к партнеру:
– Фургон загружен?
– Не совсем, – ответил Кевин. – Нужно еще кое-что купить.
– Так, может, показать Саманте Гранд-Форкс? Ей будет интересно. Встретимся здесь через час?
Кевин кивнул, не сумев скрыть своего неудовольствия. Он нехотя пробормотал что-то на прощание и зашагал прочь. Несколько раз он оборачивался и смотрел на них.
– Что у вас в руках, Сэм? – Джоул показал на пакет, прервав ее излияния по поводу его чудесного превращения. Свежевыбритый, в сюртуке, с безупречно повязанным галстуком, он не шел ни в какое сравнение с перепачканным грязью старателем, ковыряющимся в ледяной воде Бонанзы.
– Книга. «Большие надежды».
– А, Диккенс, – сказал Джоул, когда они двинулись по Первой авеню. – Моя любимая вещь.
– А моя, пожалуй, «Повесть о двух городах».
Он приложил руку к сердцу и принял небрежную позу.
– Ах, я готов умереть за любимую женщину! Пожертвовать жизнью, лишь бы та единственная, кого я боготворю, была вечно счастлива! Какое благородство!
Саманта засмеялась его шутке.
– Вы переигрываете, Джоул. Лучше продолжайте копать свое золото, иначе будете освистаны публикой.
– А мне казалось, я неподражаем, могу дерзнуть играть Калигулу, Эдипа и Ромео. – Он остановился,
