появившейся незнакомки. То была китаянка. У нее были длинные черные волосы и миндалевидные глаза глубокого зеленого цвета. И она танцевала.
Англичанин в молчании любовался ею, запоминая каждое движение. Ощущение у него было, будто он присутствует на спектакле, который видит в первый и последний раз в жизни.
Когда она закончила танец, он подошел к ней и протянул чашечку ликера. Она улыбнулась и приняла. Красота ее была до того яркой и ослепительной, что казалось, будто в ней сохранен отблеск золота и отсвет детства.
— Кто эта женщина? — спросил Стоу у Пирли.
Тот пристально посмотрел на него и ответил:
— Спроси у Вана.
В этот момент к ним подошел Ван и объявил:
— Позвольте представить вас той, кто была женой Лю Чэна.
Когда танцовщицы удалялись, пир продолжился и затянулся до поздней ночи. Однако после ухода китаянки с зелеными глазами Чарльз Стоу утратил всякий интерес к пиру, который был устроен и в его честь. После десерта, на который в качестве прохладительного подали десять корзин фруктов, он, ни к чему не притронувшись, попросил позволения уйти.
— Прием был чудесный. Я сохраню память о нем до конца своих дней, — сказал он с поклоном Вану.
Китаец поблагодарил его и пожелал ночи, полной приятных сновидений и благоухающей жасмином.
Пирли не последовал примеру своего соотечественника.
— Понимаешь, Чарльз, сейчас принесут спиртное. Так что приятной тебе ночи.
— И тебе приятной ночи.
И Чарльз Стоу удалился в отведенные ему покои.
Всю эту ночь он не мог сомкнуть глаз. Перед ним неотступно стояла зеленоглазая китаянка, исполняющая танец, все движения которого были замедленны и строго размеренны. Ощущение было, будто смотришь в витрине антикварной лавке на безостановочное кружение автомата под однообразную, повторяющуюся мелодию. И вдруг понимаешь, что ты всегда желал иметь именно эту старинную вещицу, обладающую каким-то колдовским очарованием, хотя по-настоящему никогда не искал ее.
На следующий день оба британца покинули дом Вана и возвратились на берег Зеленой реки: Пирли собирался отплыть на джонке в Шанхай.
Процессию открывал Ван, за ним следовали десяток кули, и каждый нес на плечах ящик с чаем, весивший столько же, сколько он сам. Пирли и Стоу, хоть и были неплохими ходоками, едва поспевали на скользких, покрытых грязью тропах за ними.
В какой-то момент ирландец повернулся к шедшему за ним Стоу и сказал:
— Понимаешь, очень важно неотступно следить за кули, чтобы они ни разу не опустили ящики на землю. На берегу реки земля до того влажная, что качество чая ухудшится за считанные минуты.
— А как же они отдыхают?
— Стоят, прислонившись к дереву.
— Но если деревьев рядом нет?
— Ложатся на землю и ставят ящики с чаем себе на грудь.
Чарльз Стоу на миг задумался и спросил:
— И это третий секрет чая?
Ирландец рассмеялся.
— Нет. Третий секрет чая остается недоступным.
На самом-то деле Чарльз Стоу полагал, что догадался, где следует искать третий секрет, но прежде чем он открыл рот, Пирли, предвосхищая вопрос, который собрался задать его компаньон, произнес:
— Кстати, если ты надеешься встретиться с Лю Чэном, к Вану обращаться бесполезно. Он тебя туда не отведет.
После этого до самой реки они шли, не обменявшись больше ни одним словом. Перед тем как сесть в ожидавшую его джонку, Пирли положил руку на плечо Чарльза и прошептал:
— Ты твердо решил остаться?
— Да.
— Ну что ж, приятного тебе пребывания в Хучжоу. Ван поможет тебе отобрать на мануфактуре самый лучший чай. Когда сделка будет заключена, отошлешь мне его в Шанхай. На, держи, это пропуск, который откроет тебе все двери в Китае.
И он протянул Стоу бумагу, покрытую иероглифами.
Пирли взошел на джонку, и она отчалила от берега. Ван крикнул, сложив рупором ладони:
— Не беспокойтесь! Ваш друг здесь в безопасности!
Пирли кивнул головой в знак того, что слышит, помахал рукой, и вскоре джонка, влекомая течением, исчезла за излучиной.
Чарльз Стоу остался в одиночестве в стране, которой совершенно не знал, и чувствовал себя несколько потерянным. Он обернулся и увидел, что Ван внимательно смотрит на него.
— Теперь, господин Стоу, вы мой гость. И то, что я открою вам, вы не сможете забыть до конца жизни.
Чарльз Стоу остался работать у Вана. Потекли спокойные, безмятежные дни.
Утром он вставал вместе с солнцем, завтракал диковинными фруктами на затененной террасе, где цвели растения, пряный аромат которых волновал его кровь. Затем он отправлялся на мануфактуру и с безмерной тщательностью отбирал чай, чтобы затем отослать его Пирли. Вечером возвращался к Вану, где его ждал ужин в зале, украшенном так богато, что когда Стоу впервые вошел туда, то подумал, будто попал во дворец.
Перед сном он записывал в дневник несколько строчек впечатлений, а также немногие китайские слова, которые он выучил за день.
Стоу думал, что никогда больше не увидит женщину, о которой ему сказали, что она была женой Лю Чэна. И потому решился расспросить о ней у Вана.
Произошло это вечером, после ужина. Небо было усыпано звездами, стояла какая-то неимоверная тишина.
— Где я могу увидеть ее?
Ван взглянул на Стоу так, словно впервые увидел его.
— Где сейчас та танцовщица, что была женой Лю Чэна?
— В городе, в Хучжоу. Но вы поступите неразумно, если пойдете к ней.
— Почему? Мне кажется, я не подвергаюсь никакой опасности. И никто не может запретить мне повидаться с этой женщиной. Равно как и увидеться с Лю Чэном.
Китаец резко выпрямился. На лице его появилось отчужденное выражение, и он возразил:
— Вы заблуждаетесь. В Китае для иностранца все представляет опасность.
Ван несколько секунд молчал и только после этого продолжил:
— Впрочем, вы, разумеется, вольны поступать так, как вам угодно.
Как-то утром, когда Чарльз Стоу зачерпывал воду из нефритового фонтана, к нему подошел Ван.
— Вы вправду хотите узнать о чае все?
Чарльз Стоу ответил, что это самое сокровенное его желание.
— В таком случае вы должны отыскать третий секрет.
Поскольку англичанин никак не прореагировал, Ван спросил:
— Вы уже догадались?
— Мне кажется, да.
