в ее скудости, любить кого-то все время уходящего, исчезающего, — иная ипостась чувства. Примерно та же, что у родителей к детям. Доведенная до крайней степени совершенства любовь становится материнской.
— У меня ощущение, что я ваша мать, я не смогла бы быть вашей любовницей.
Он усмехнулся:
— Возможно ли это?
— Не знаю, но чувствую именно так. Что люблю вас. Глубоко. Но никогда более не дотронусь до вас.
— Та, та, та. Откуда нам знать, что с нами будет?
Она же считала, что теперь это уже на всю жизнь.
— Вы обнажены передо мной, потому и счастливы.
— Да, это так, но только потому, что сама этого хочу. Благодаря мне мы вместе здесь. Я вам все простила, никогда ни с чем не считалась, никогда вас не бросала. И была так несчастна из-за вас!
— Я уже говорил, что любой ценой желал избежать этого.
Она подумала, как он, в сущности, слаб.
— А вы почему не обнажены передо мной?
— Потому что наши отношения сложились так, а не иначе, потому что вы не требуете этого от меня.
Он был уверен в себе, на все имел ответ.
— Я говорю вам все, что вы желаете знать. — Он огляделся. — Который час? Хотите, поужинаем вместе?
Они заказали простые и вкусные итальянские блюда.
— Это как раз то, чего мне хотелось. Как вы? — с нежностью спросил он.
Ей было тяжело, когда он становился таким. Она могла бы расплакаться, если бы позволила себе перенестись мыслями в далекое прошлое или в недалекое будущее, которые — что одно, что другое — были лишь разлукой и тиранией реальности. Как все же странно и трудно любить двоих при всего-то одной жизни! Слишком наивно думать, что одна любовь сменяется другой, изгоняя ту из сердца, умерщвляя ее. Сердце — дедалово переплетение.
— Как вы думаете, любил ли Вронский Анну Каренину? — спросила она.
— Нет, — без колебаний ответил он.
— Так же думает мой муж. А я не уверена.
— Вам не хочется так думать.
— Это было бы так ужасно.
— Вы так же много читаете, как и прежде?
— Думаю, у каждого свои любимые произведения. Вам ведь известно, что я считаю на этот счет!
— О да. Это в порядке вещей, ведь вы — творческая личность.
Он от чистого сердца и со скромностью делал ей комплименты. Она слушала и улыбалась, словно заранее знала все, что он скажет. И дивилась тому, что он ее нисколько не волнует физически. Со временем что-то безвозвратно ушло. И поскольку не факт, что этот тип мужчин изменился и усовершенствовался, она оплакала конец муки, сожалея о переживаниях.
— Знаете что? Думаю, вам не заставить меня больше страдать.
— Ну и слава богу! — отозвался он. — Ибо это означает, что у меня появилась чудесная подруга.
Эти слова потрясли ее: как, ведь она никогда не хотела быть ему подругой! Но она промолчала. На ее лице он прочел разочарование.
— Вы теперь стали известной, — перевел он разговор на другую тему, чтобы избавиться от набежавшей тени.
Она запротестовала.
— Я всегда верил в ваш успех. У вас свой стиль, а это такая редкость.
— Странно, что вы мне говорите это. Это то, на что я в первую очередь обращаю внимание в других. У вас тоже есть стиль, это и заставило меня пасть!
— Наверняка. Они рассмеялись.
— Я избавилась от вас благодаря работе.
— Ручаюсь, я вам в этом помог!
— Откуда вы знаете?
— Знаю, и все! Вы передо мной нараспашку.
— Я часто рисовала как бы под вашим мысленным взором. Если не получалось, слышала ваше сожаление или поддержку, стирала, начинала снова. Словом, мне пришлось потрудиться.
— Вот видите, сколько всего я вам дал! — лукаво произнес он.
Она рассмеялась, поскольку он выглядел смешным.
— Я вас обожаю!
— Ну да?
— Вам ли не знать? — жалобно проговорила она. Она его обожала, но устала напрасно ему это показывать.
Они еще долго говорили, до тех пор, пока ресторан не опустел. Нежность и безумство сильного, но обузданного желания оставили по себе много воспоминаний. Сквозь них прошли все жесты и слова, образы же (те, которые создаются о себе) отпали.
— Буду ли я страдать, расставаясь с вами?
— Надеюсь, нет.
— Прежде подобный вечер, в котором вы мне, впрочем, частенько отказывали, стоил мне недель потемок и слез, ведь я знала, что потребуются месяцы, чтобы выпросить у вас следующий. Почему вы отказывали мне во встречах? Я никогда не могла этого понять. После такого начала!
— Я пытался вам объяснить, но вы не желали слышать. Вернулась жена… Была еще одна женщина, с которой мне было тяжело расстаться. И потом, я не хотел, чтобы вы страдали, как они.
— Я знала, что вы запутались в женщинах.
— А вам хотелось запутать меня еще сильнее!
— Вот именно. Мне было не важно, что я делю вас с другими.
— И что бы вы получили?
— Ошметки.
— А я так не хотел.
— Теперь все это не важно, я отказалась.
Он не знал, верить ли, хотя выглядело убедительно. Не был он уверен и в том, что ему самому все равно то, что он потерял потенциальную любовницу. В глубине души он не сомневался, что она все равно принадлежит ему.
— Я провожу вас до стоянки такси.
Они вышли на улицу, их плечи соприкасались. В ней пробудилось воспоминание о прошлом. Они шли по шумному, сверкающему огнями столичному городу, словно любовники. Любовники, которыми они так и не стали и которыми они никогда не переставали быть. Или чуть меньше, или чуть больше. Одно слово нарушает тайну.
Они подошли к стоянке такси.
— Я всегда забываю, какая вы высокая! И красивая. Мне всегда нравилось, как вы одеваетесь.
Она молчала. Он слишком долго ее разглядывал, в нем что-то дрогнуло, подалось. Ее вид рождал в нем желание. Она подставила щеку для поцелуя. Он отшатнулся.
— Пойдемте ко мне. Не уходите!
— У меня нет желания идти к вам, — поцеловав его на прощание, ответила она.
— До скорого, — пробормотал он, ни на минуту не задумавшись, что он снова лгал, словно то, о чем
