— Уверяю вас, мисс Тарантино, я не кусаюсь.
— Зато я кусаюсь.
Ее резкий ответ можно было принять за скрытое предостережение, но он не внял ему.
— Послушайте, я не придерживаюсь каких-то общепринятых правил и норм в общении ни с кем, кроме как с отцом и Богом. Кстати, как ваше имя?
Она уже сказала ему. Очевидно, память у мужчин не так уж крепка, как говорят.
— Шайен.
Грант покачал головой.
— Я имею в виду ваше настоящее имя, то, что стоит в свидетельстве о рождении.
— Шайен, — повторила она снова. Он несколько промедлил с улыбкой, поэтому она решила: не будет вреда, если она уточнит кое-что. — Родители мои встретились на автобусной остановке в Шайене, штат Вайоминг.
Говорить, что они расстались там же несколько дней спустя, не стоило.
— Моя матушка была с причудами.
По его мнению, существует иное определение для людей, что дают собственным детям немыслимые имена. И все же оно было единственное в своем роде. Как и его хозяйка.
— Ясно, — промолвил он. — Ладно, Шайен, встретимся в шесть часов.
— Погодите, — окликнула она его, прежде чем он успел выйти из ресторана и сесть в ожидающий его белый лимузин. — Как я вас узнаю?
Черная бровь Гранта удивленно взметнулась.
— Я полагал, что вы хорошая журналистка. — Он ожидал, что ее рассердит его замечание, и обрадовался, когда она не приняла вызов. Ему были по нраву люди, уверенные в себе. — Это я вас узнаю.
Слишком уж неопределенно.
— Мужчины обычно не держат слова, как показывает жизнь.
Пожалуй, он неправильно судил о ней. Было кое-что, что ему не нравилось: матримониальный интерес, рассчитанный на потрясающую внешность.
— Феминизм?
— Жизнь, — поправила Шайен.
Бросив последнюю реплику, она быстро прошла мимо него и вышла на улицу.
Шайен хмуро рассматривала у окна греческую хламиду. Солнечные лучи проходили сквозь нее, как через решето.
— И для кого это? — спросила она стоящего позади мужчину.
Верный слову, О’Хара прислал посыльного, едва она добралась до своего номера. Посыльный, представившийся просто «Пьер», вкатил внутрь целый гардероб на колесиках и отказался уйти, пока она не подберет себе платье на сегодняшний вечер.
Пьер изобразил удивление. Его тонкое лицо, казалось, говорило ей, что ответ очевиден: «Для вас».
— Разве мистер О’Хара не сказал вам, чтобы принесли подходящую одежду?
— Не мистер О’Хара выбрал эти наряды, а я, — сообщил Пьер с обидой. — Он только назвал мне ваш размер.
— Мой размер? — Она прищурила глаза. — Откуда он знает мой размер?
— У мистера О’Хара наметанный глаз.
Пьер предложил ей еще один маскарадный костюм, назвав его платьем Снежной королевы. Прозрачный лиф был расшит узорами.
— Кто-то вашего, судя по всему, телосложения не прятал свои самые привлекательные формы, — ухмыльнулся он.
Шайен повесила костюм на вешалку.
— Глаза и душа — вот что во мне самое привлекательное, — сухо заметила она.
Пьер кротко вздохнул:
— Прекрасно. На тот случай, если вы окажетесь более склонны к романтике, нежели уверили его, он предложил еще кое-что.
Она не вполне поняла, что хотел сказать Пьер, а потому пропустила его слова мимо ушей.
Мгновенно Пьер достал длинное темно-зеленое платье с длинными рукавами и золотистой бахромой на одном плече. К нему прилагалась кокетливая шляпка, которую, заметил он, следует носить слегка набок.
Разложив перед ней новый маскарадный костюм, Пьер в ожидании поднял брови вверх.
Шайен провела ладонью по ворсистой ткани. Бархат. Он вызвал в ней смутные воспоминания.
— Что-то знакомое.
— В таком наряде Скарлетт О’Хара отправилась просить денег у Рэтта Батлера, — изрек Пьер. — Она сшила его из…
— …занавески, — продолжила Шайен, стараясь не показывать, что заинтригована. — Да. Я видела фильм. — Пять раз, но не обязательно всем знать об этом. Взяв из рук Пьера платье и приложив его к своей фигуре, она против воли улыбнулась собственному отражению в зеркале. — Ну что ж, коль мне все равно придется что-то надеть, то, полагаю, этот костюм подойдет.
Она положила платье на кровать. Кинув на нее раздраженный взгляд, Пьер быстро нагнулся и принялся расправлять юбку, чтобы та не помялась.
— А что будет на мистере О’Хара?
Пьер, продолжая хлопотливо равнять складки на платье, самодовольно ухмыльнулся:
— Мне не велено говорить.
Вздохнув, Шайен достала из тумбочки сумку и вынула оттуда бумажник.
— Двадцать долларов освободят вас от обета молчания?
Выпрямившись, Пьер закатил глаза, а затем изобразил тоску на лице.
— Помилосердствуйте. Сегодня вечером двадцати долларов не хватит и таксисту на чай.
Ему не повезло. Шайен могла позволить себе потратить лишь двадцатку. И, как сказал сам О’Хара, она журналистка. Отыщет его без подсказки.
— Что ж, в такое случае мне придется положиться на судьбу.
Выражение лица у Пьера было скорее удивленным, нежели обиженным.
— Как вам угодно.
«Дела идут не так хорошо, как я надеялась», — подумала Шайен, стараясь не давать воли своему раздражению. И виной всему это чертово платье.
Она качнула юбку вперед, чтобы легче было идти. Вечер оказался не по сезону прохладен, но даже это обстоятельство не шло на пользу: платье было таким тяжелым, словно весило целую тонну, и от ходьбы она покрылась потом. Шайен даже раскаялась в своем выборе. Во всяком случае, в греческом наряде ее походка выглядела бы непринужденней.
— Пожалуй, стоило надеть хламиду, — пробормотала она про себя.
К ее удивлению, Стэн, позвонив ей как раз тогда, когда она собралась покинуть гостиничный номер, подтвердил слова О’Хара: сегодня вечером будь осторожна.
— События надвигаются, — монотонно бубнил ей Стэн на ухо. — Гляди в оба. К такому ты, возможно, не готова.
Шайен тут же припомнила водителей грузовиков, останавливавшихся у придорожной закусочной, где она выросла, и покушавшихся на ее невинность. А ведь в ту пору она была почти ребенком. Она с ранних лет научилась защищаться. Благодаря советам добродушного повара из буфета, который более заботился о ее благополучии, нежели ее родительница. Мигель научил ее защищать себя и определять по глазам намерения мужчины.
