Тейлор пожал плечами, не в силах разобраться в своих чувствах.
— Вроде бы да.
— Открою тебе тайну. — Фрэнк нагнулся поближе к мальчику. — Мне это тоже непросто.
Тейлор взглянул на него с удивлением.
— Почему?
— Потому что я ни к одному человеку не испытывал еще таких чувств. Но тебе это не должно мешать. То, что происходит между твоей мамой и мной, никак не повлияет на ее отношение к тебе и брату. И к вашему отцу. — В глазах мальчика он видел отсвет внутренней борьбы. Фрэнк обнял Тейлора за плечи и привлек к себе. — Давай я попробую объяснить так. Какое твое любимое мороженое, Тейлор?
Тейлор начал сдавать позиции.
— Ну, это просто. Ирисное.
— Отличный выбор. Но представь себе, что его вдруг перестали делать. И никогда больше не будут производить ирисное мороженое. — Он посмотрел Тейлору в глаза. — Следует ли из этого, что ты вообще не станешь есть мороженое? Даже не попробуешь другой сорт?
Тейлор рассмеялся над нелепым предположением.
— Нет, конечно. — Он замолчал, сообразив, к чему ведет Фрэнк. — Так ты — другой сорт мороженого?
— Я надеюсь на это.
Тейлор вздохнул, потом кивнул очень по-мужски.
— Думаю, я смогу это пережить.
— Только об этом я и прошу. — Фрэнк встал с кровати и подошел к шкафу. Когда он открыл дверцу, гитара вывалилась на пол. Подняв, он подошел к Тейлору. — Если не считать продолжения уроков. — Он протянул инструмент Тейлору.
Тейлор прижал гитару к груди, положив пальцы на лады, как учил его Фрэнк.
— О'кей. Будешь слушать?
Фрэнк присел на столик.
— Конечно.
Тейлор начал играть. Пальцы двигались уже гораздо увереннее, извлекая мелодичные звуки.
Донна стояла, прислонясь к стене у комнаты Тейлора, и глотала слезы. Не в силах сидеть на месте, пока Фрэнк улаживает ее семейные дела, она поспешила за ним. И успела к разговору между сыном и Фрэнком.
Он побеждает всех, думала Донна. Ничего удивительного. Он уже победил ее, во всяком случае ту часть ее сердца, которая управлялась рассудком.
Чувства еще сопротивлялись. И не собирались сдаваться. Тут уже действовал инстинкт самосохранения.
Она не сможет еще раз пройти через горе, венчающее любовь. Она любила Тони всем сердцем, а он оставил ее на груде черепков. Черепков разбитого сердца и разбитой жизни, которую надо было воссоздавать одной.
И еще он ей оставил вину.
С самой его смерти ее преследовало ужасное, непреодолимое чувство вины. Вины, которая наваливалась ночными часами. Вины, которая не отпускала и сейчас. Тони покончил с жизнью, как было написано в его предсмертной записке, потому что он не мог смотреть ей в глаза.
В этом ее вина.
Тони убил себя, и за ней остался долг перед его памятью, что сковывало ее чувства. Она не была свободна, даже если бы смогла полюбить снова.
Донна вытерла слезы, выступившие, когда она зашагала прочь от комнаты. Ей было чем заняться. Например, приготовиться к путешествию. Ей некогда было возиться с прошлым. Или с будущим, которое не имело права осуществиться.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В общей сложности ее не было три дня. Все это время у Донны было такое чувство, будто душа ее пребывает где-то взаперти — беспокойная, не находящая себе места. И все из-за Фрэнка.
Прошло почти две недели с тех пор, как они встретились. Две недели. Чересчур мало времени, чтобы чувствовать то, что она чувствовала.
И все же она это чувствовала.
Как бы она ни старалась убежать от своих чувств, ноги соскальзывали — она соскальзывала к чему-то, чего очень боялась.
Всего две недели. Совершенно недостаточно времени, чтобы разобраться.
Донна пыталась совладать со своими чувствами, ведя машину домой из аэропорта. Вполне возможно, что Фрэнка просто не окажется там, когда она приедет. Ведь она не давала ему никаких оснований полагать, что хочет найти его у себя дома.
Никаких, кроме прощального поцелуя, подумала она, резко тормозя на красный свет в миле от дома.
Черт, думай лучше о дороге, одернула она себя.
Но стоило снова нажать ногой на акселератор, как мысли устремились к Фрэнку. Пожалуй, она оставалась в его объятиях на минуту дольше, задержала губы прижатыми к его губам на мгновение больше, чем следовало. И, кажется, она даже вздохнула, отрываясь от него.
Она попрощалась с ним, отправляясь в рейс, и постаралась, чтобы это выглядело настоящим прощанием. Окончательным. Но ничего окончательного не было в их поцелуе.
Все это пустые хлопоты, сказала она себе. Какой смысл анализировать прощание, если этот человек наверняка уехал? Она пыталась убедить себя в этом весь остаток дороги до дома. Пыталась убедить себя, что ее вовсе не огорчит вероятный его отъезд.
Ей это почти удалось к тому моменту, когда машина подкатила к гаражу.
Широко расправив плечи и надев на лицо жизнерадостную улыбку, Донна отперла входную дверь. В фойе было пусто.
— Эй, где вы все? Я дома!
Мгновение спустя она была в четырехруких объятиях Тейлора и Стивена, налетевших на нее с двух сторон.
— Вот здорово, когда по тебе соскучатся, — сказала она смеясь, потом вгляделась в их лица.
Что-то не так, вдруг подумала она. Инстинкт, не опирающийся ни на какую логику, подсказал ей, что Стивен чересчур сильно вцепился в нее, а в глазах Тейлора живет какая-то забота, тревога, причин которой она не могла понять. Что-то случилось, это точно.
Или она стала мнительной?
— Что случилось, мужики?
Она ощутила его присутствие за мгновение до того, как подняла глаза. Фрэнк стоял в дверях гостиной, не вмешиваясь в ее встречу с детьми.
Донна почувствовала, как ее сердце замерло в груди, будто птица, перед которой открыли дверцу клетки. Он не уехал. Она не хотела выпускать рвущееся наружу ощущение счастья. Железные пальцы сомнения удержали его в последний момент.
Донна опустила руку на плечо Тейлора, найдя в нем якорь среди хляби морской. Что-то стабильное в ее жизни.
— Я думала, ты уже уехал.
Одна темная бархатная бровь поднялась, и Фрэнк изучающе посмотрел на нее.
