И она гордилась им.
— Нет, правда, — защищался он, пытаясь не улыбаться.
Он не убедил ее, но она снова устроилась рядом с ним.
— Держу пари, ты мальчишкой вытворял черт знает что.
Ее умиротворенный вздох ласкал его кожу, вызывая дрожь, которую он с трудом сдерживал.
— Как и полагается мальчишке, — признал он, но, подумав и вспомнив, сколько огорчений принес матери, добавил: — Ну, может, чуть больше.
Шейла чувствовала, как ее глаза закрываются.
— Я думаю, тебе было трудно... — она попыталась подавить зевок, — расти без отца.
Они кое-что должны прояснить, подумал Слейд.
— По правде говоря...
Несмотря на все усилия, Шейла сладко зевнула.
— Мне было трудно. — Она увидела его реакцию и поняла, что надо объяснить. — Временами мне казалось, что я расту и без отца, и без матери. Они всегда были в отъезде, помогали другим.
Ее голос становился все тише, сон брал свое.
— Я гордилась ими, но и ревновала тоже. Я думала, что мне надо сломать ногу или заболеть какой-нибудь редкой болезнью, чтобы привлечь их внимание. — Она с веселым удивлением вспомнила, какими были ее родители сегодня. — Просто не могу поверить в их превращение.
У него было меньше материала для сравнения. Он крепче обнял Шейлу, чувствуя, как ее голова клонится к его плечу.
— Что привело к этому?
— Понимание, что человек смертен, полагаю. Вдруг обнаружили, что у них впереди не вечность, как они думали. Как и все думают, пока жизнь не убедит их в обратном.
— Забавно. Я тоже всегда думал, что у меня впереди вечность. — Он не мог думать иначе, пройдя через то, через что прошел. — Теперь я просто надеюсь на это.
— У тебя это получается естественно, или ты практикуешься?
Он засмеялся, и Шейла чувствовала, как звук перекатывается в его груди.
— Каждое утро, добросовестно, перед зеркалом. А что? Разве не видно, что я исполнен надежд? — спросил он с притворным удивлением.
Прекрасно видно и прекрасно ощущается.
— Временами ты немного спешишь с ними.
— Потому что хочу очаровать тебя прежде, чем испытаю на себе твой острый язык.
Именно это ему нравилось в ней больше всего, ее ум. И конечно, тело.
Моментами ему еще с трудом верилось, что он связал себя обязательствами с другим человеком. Но, очевидно, к этому не сразу привыкаешь. Он бы дал себе фору лет пятьдесят, прежде чем признавать поражение.
— Держу пари, ты в детстве была красоткой.
Странно, что он не заметил. Все ее фотографии были сделаны после того, как ей исполнилось двенадцать.
— Ты бы проиграл пари. Я была страшно безобразным ребенком. Разбивала зеркала, куда бы ни приходила.
Ему трудно было в это поверить при таких красивых родителях. Да и при такой ее внешности.
— И твои папочка с мамочкой не пытались утопить тебя?
Шейла шутливо шлепнула его по руке и тут же поняла, что уже много лет не делала ничего подобного. Много, много лет.
— Нет, они сбежали, как я сказала. Вероятно, из-за меня они и занимались так много времени благотворительностью. Во искупление того, что произвели на свет гадкого утенка.
Слейд крепче обнял ее.
— Ну, ты теперь все наверстала.
Шейла не собиралась оспаривать комплименты. Вдохнув, она повернула к нему голову, не отрываясь от подушки.
— Слейд?
— Хмм?
Все так хорошо, слишком хорошо. Разочарование непременно ждет за углом. И все же она отчаянно надеялась на лучшее.
— Ты думаешь, у нас получится?
В его голосе не было ни намека на сомнения.
— Конечно.
Ей бы его уверенность.
Вид родителей, влюбившихся друг в друга после стольких лет отчуждения, потряс основы мира, который Шейла построила вокруг себя. Их пример убедил ее, что карьера и брак не могут успешно сочетаться. Теперь они же доказали обратное.
Почему только их пример не заставлял ее чувствовать больше уверенности в собственном браке?
Вопрос этот потихоньку терял свою важность по мере того, как Шейла с каждым днем постепенно вживалась в новую роль и, к своему изумлению и бесконечному удовольствию, обнаруживала, что супружеская жизнь ей нравится. Одержимая работой, привыкшая к долгим, изматывающим дежурствам, Шейла думала, что сойдет с ума во время вынужденного отпуска. Она также полагала, что с трудом приспособит свою жизнь к ребенку и тем более к Слейду.
За годы самостоятельности она все привыкла делать по-своему. Как и Слейд.
Ее удивило, как легко, оказывается, идти на компромисс. Она быстро поняла, что способность к компромиссам у Слейда в характере.
— Значит, ты не возражаешь? — спросила она, когда Слейд немедленно откликнулся на ее просьбу приблизить свою работу к дому. Откуда ей было знать, что он уже сам пришел к этому решению и что Энди оказался сговорчив.
Слейд считал совершенно естественным быть рядом с женой и дочерью, но почему бы не порисоваться, раз уж подвернулась возможность? Если, согласившись на просьбу Шейлы, он предстал в ее глазах самоотверженным героем, тем лучше. Результат от этого не изменится. Он изо всех сил старался устроить так, чтобы бывать дома как можно больше.
— Не волнуйся за меня. Конечно, я буду скучать по прежней работе, — честно признался он. В опасности для него было что-то соблазнительное. Однако и Шейла была не менее соблазнительной. — Но я теперь женатый человек. Мы оба должны несколько изменить свою жизнь. Иначе зачем все эти хлопоты с женитьбой?
Шейла смотрела на него с недоверием. Неужели он говорит это искренне?
— Когда все время не знаешь, на каком ты свете, и в каждый день вступаешь с новой визой, совершенно неважно, на какой стороне кровати спать.
Она тупо смотрела на него. Он чмокнул ее в кончик носа.
— Перевожу: не ломай себе голову по мелочам.
— Очень убедительно, — засмеялась Шейла.
Слейд обнял ее, сожалея, что пока придется этим ограничиться. Пока.
— Я храню лучшее в себе для тебя.
Этот его взгляд всегда согревал ее. Не желая признаваться самой себе, она считала дни до того момента, когда сможет заниматься с ним любовью. Заживление шло не очень быстро. Время в таких делах течет слишком медленно.
Шейла подняла голову и поцеловала его.
— Я на это надеюсь.
