— Он представился сотрудником по связям полиции и мэрии. Сын ему дверь не открыл. У парня возникли подозрения. А мне он потом рассказал, что едва не обмочился от страха. Надо знать моего сына, чтобы понять, какого труда ему стоило в этом признаться. Я позвонил в канцелярию. Оттуда ко мне никого не посылали.
— Позвоните домой, скажите, чтобы упаковывали вещи. Я пошлю своих людей…
— Их уже нет в городе. Я велел Энтони-младшему ехать вместе с женой и сестрами. Сказал, что он обязан их защитить. Ему не понравилось, но меня он послушался.
— А что вы собираетесь делать?
— Пусть только появится в моем доме. — Коларузо недобро оскалился. — Мозги вышибу. Выпущу ему в башку весь магазин. — Он поежился от порыва холодного ветра. — Не волнуйтесь, сын ему ничего не сказал. Он и не мог ничего сказать, потому что не знал.
Рыжебородый покачал головой.
— Он мог решить, что Энтони-младший беспокоится за ваших друзей. Ассасины практически читают мысли.
Коларузо ощутил приступ тошноты.
— Раккиму требовалась информация. Женщина из отдела кадров помогла мне ее добыть. Она не появлялась на работе уже несколько дней. Я заподозрил неладное. Коллеги сказали, что у нее накопилось много отгулов, но заявления она не подавала… — Он огляделся. — Я проник в ее квартиру. Там все было в порядке. По крайней мере, мне так показалось. — Паром накренился, и он расставил ноги, удерживая равновесие. — Я пытался дозвониться до Раккима, но он отключил мобильник. Утверждает, что местонахождение аппарата можно определить даже по текстовому сообщению.
— Можно.
Коларузо облизал губы.
— Не знал.
— Снова заболела голова?
Детектив потер лоб ладонью.
— В моем черепе словно пара качков дробит на щебенку валуны.
Рыжебородый грустно улыбнулся:
— Понимаю, что вы имеете в виду. Может быть, вы передадите мне информацию, которую сообщили Раккиму, и нам обоим станет легче?
50
Четверо незнакомцев ждали на выходе из мечети. Крупные мужчины подняли ее за локти и без особого труда понесли к стоявшей рядом черной машине. Она кричала, пока ее несли через стоянку. Все видели. Слышали. Женщины, рядом с которыми она молилась в течение двадцати лет, словно разом лишились слуха и зрения. Одна Делия Мубарак позвала ее по имени, огляделась в поисках помощи, но муж тут же заставил ее умолкнуть, схватил за руку и поволок прочь как непослушного ребенка. Мужчины затолкали Ангелину на заднее сиденье, двое сели по бокам. Еще двое устроились впереди. Дверцы захлопнулись с грохотом, подобно воротам ада за спиной грешника.
— Когда Рыжебородый узнает, что вы сделали, я бы не хотела оказаться на вашем месте за все золото Швейцарии.
Похитители молчали. Взгляд их ничего не выражал.
— Значит, ибн-Азизу нужны четверо здоровых мужчин, чтобы схватить хрупкую пожилую женщину? Вы должны гордиться тем, что работаете на такого могущественного хозяина.
Сидевший справа выругался, но водитель приказал ему замолчать.
Ангелина принялась перебирать четки. Удостоверившись в том, кто отдал приказ забрать ее прямо с порога мечети, она больше не могла произнести ни слова. Лишь пальцы быстрее перебирали бусины и губы беззвучно повторяли имена Всевышнего.
Ракким медленно открыл глаза. Сделать это оказалось совсем не просто. Слишком яркий свет прорывался сквозь закрытые занавески. Он сомкнул веки. Нет. Нет!
— Отличная работа. — На стуле рядом с ним, вольготно закинув ногу на ногу, расположился старик, одетый в безукоризненный светло-зеленый костюм-тройку. Седые волосы. Седая, слегка надушенная борода. Смуглая кожа… такая же, как у Раккима. — Не засыпайте. Попытайтесь меня выслушать.
Он заставил себя очнуться. Передняя часть кровати пришла в вертикальное положение.
— Так лучше? — поинтересовался старик. — Я уже заскучал, наблюдая, как вы спите. — Он улыбнулся, продемонстрировав мелкие зубы. — Мне показалось, вам снились приятные сны.
Ракким облизал пересохшие губы. Может быть, он все еще спит? Седобородый услужливо поднес к его губам стакан прохладной воды.
— Где я?
— В Лас-Вегасе.
— Сара?
— С ней все в порядке.
Ракким попробовал изменить позу, но скривился от боли. Они же уехали в Калифорнию. И там, в полумраке…
— Хирурги, вскрывавшие вашу грудную клетку, весьма удивлены скоростью выздоровления. — Старик снова улыбнулся. — Конечно, раньше им не приходилось оперировать фидаинов.
— Сколько времени я здесь нахожусь?
— Они хотели ввести вам обезболивающее, но я их заверил, что у вас крайне высокий порог болевой чувствительности. Кроме того, как мне кажется, вы бы предпочли оставаться в ясном уме.
— Сколько?
— Два дня. У вас рассосались практически все швы. Поразительно.
Ракким сделал глубокий вдох. Тело пронзила новая боль, однако на сей раз он сумел никак этого не продемонстрировать.
— Вы меня оперировали?
— Можно сказать и так. — Старик довольно хлопнул в ладоши. — Вами занимались мои личные врачи, лучших не найти на всей планете. Однако на данный момент вам уже не требуется ничего, кроме времени для восстановления сил.
От громкого стука в ушах Ракким едва разбирал слова. Он помнил, как испугался. Нет, не за себя… за Сару.
— Будь у меня возможность разжиться таким же здоровьем, все бы отдал, — вздохнул старик.
— Сара? С ней все в порядке?
— Ни царапины. А в вас стреляли. Дважды. Вы помните?
Ракким покачал головой.
— Помню, что был внутри рыбы. Разве такое возможно?
— О, вы, наверное, Иона. Или Пиноккио.
— Нет… я был внутри акулы.
Старик похлопал его по руке.
— Ладно, не буду злоупотреблять вашим состоянием. Вы меня простите? В вас стреляли. Одна пуля прошла вскользь, а вторая пробила огромную дыру в легком. Вы потеряли много крови. Совсем ничего не помните?
Ракким снова облизал пересохшие губы. Старик говорил с британским акцентом.
— Вы сказали, что мы в Лас-Вегасе. Как я здесь оказался?
Седобородый снова поднес к его губам стакан.
— Вас нельзя было везти в местную больницу. Все эти мертвые полицейские… — Он покачал
