почувствовал жар одновременно в сердце и в чреслах. Несмотря на столпившихся вокруг стражников, несмотря на ребенка, которого она прижимала к груди, на холод этой комнаты, открытой всем ветрам, на трупы, лежавшие на полу, в этот момент он неудержимо хотел ее.
Она приблизилась к стражнику в красном плаще и положила руку ему на плечо. Он был таким здоровенным, что мог бы сломить ее одной рукой, однако он вздрогнул, смутился и покраснел, как ребенок.
– Твое имя? – произнесла она.
– Антор, госпожа.
– Твоя земля?
Стражник покраснел еще сильнее.
– У меня нет земли, госпожа. Я был на королевской службе в Лоте, я оттуда родом.
Игрейна улыбнулась. Ее тонкая изящная рука протянулась к забралу шлема и откинула его. Лицо стражника оказалось совсем молодым, лишь с едва начавшей пробиваться бородой, темные короткие волосы – жесткими и курчавыми. Мгновение Игрейна смотрела на него, затем, обратившись к одному из солдат, потребовала:
– Дай мне твой меч.
Тот молча исполнил повеление и снова отступил, почтительно склонив голову. Меч был таким тяжелым, что Игрейне пришлось взять его обеими руками, чтобы передать Утеру, который послушно взял его, хотя и не понимал, для чего это нужно. Тогда Игрейна вновь грациозно повернулась к Антору.
– Мессир Антор, преклоните колени перед вашим королем.
Наконец Утер догадался. Антор смотрел на него во все глаза, словно он был ангелом, спустившимся с небес, и дрожал всем телом. Он преклонил колено и опустил голову, весь в ожидании удара, который произведет его в рыцари, охваченный щенячьим восторгом.
На клинке, который Утер держал в руках, еще оставались следы крови. Крови эльфа – может быть, даже Дориана или Кевина-лучника… Утер резко отбросил меч, и он с грохотом упал на каменные плиты пола.
Антор бросил на него тревожный взгляд. Игрейна прижала к груди стиснутые кулаки, на глазах ее заблестели слезы. Стражники смотрели на Утера со смесью страха и удивления.
– Этот клинок запятнан, Антор, – сказал он, кладя руку на плечо командира стражников. – Он принесет вам несчастье…
И снова эта слепая собачья преданность в глазах…
– Пусть мне принесут Экскалибур.
Солдаты обменивались неуверенными взглядами, словно не понимая, о чем он говорит, но тут вмешалась Игрейна.
– Золотой меч, украшенный драгоценными камнями, что лежит в сундуке сира Горлуа. Ты, сходи за ним. Быстро!
Теперь королева не смотрела на Утера – она отвернулась, чтобы передать Моргаузу кормилице и набросить на себя плащ, отороченный собольим мехом, – но Утер чувствовал облегчение в её голосе. На мгновение она испугалась, что, отбросив протянутый ею меч, он отвергает ее саму – ее и трон Логра… Тогда, как и предсказывал Илльтуд, все было бы потеряно.
Илльтуд… Она вспомнила, как прошлой ночью стражники бесцеремонно увели его из этой же комнаты, и тут же повернулась к ним
– Монах. Где он?
– Госпожа, он в темнице, – ответил Антор, поднимаясь. – Сир Горлуа приказал заточить его, а остальных прогнать.
Игрейна попыталась отбросить мысль об этих несчастных, выброшенных из замка в промозглый ледяной холод, и приказала:
– Освободи его. И пусть унесут тело регента. Скажите аббату Илльтуду, что я его смиренная служанка и что я прошу его помолиться за упокой души сира Горлуа.
Все вышли, волоча по полу тело Лилиана и взвалив на плечи труп Горлуа. Игрейна и Утер остались вдвоем.
Она снова приблизилась к двери и, закрыв ее, со вздохом облегчения прислонилась спиной к толстым дубовым доскам, окованным стальными полосами. Теперь она наконец-то могла как следует рассмотреть Утера, столь непохожего сейчас на того молодого человека, о котором она некогда грезила, – с морщинами у глаз, с длинным шрамом на щеке и исходившей от него сверхъестественной силой… Он улыбнулся ей в ответ, но оставался неподвижным. И тогда Игрейна совершила нечто, на что прежде никогда не сочла бы себя способной, – она расстегнула застежку на плаще, развязала шнурок на вороте своей длинной льняной рубашки – и они поочередно соскользнули к ее ногам. Обнаженная и неподвижная, краснеющая от стыда и более бесстыдная, чем любая распутница, она позволяла Утеру любоваться всеми изгибами, округлостями и впадинками своего тела. Она тоже изменилась – это уже была не та юная девушка, почти девочка, в которую он влюбился в Лоте, а женщина, уже давшая жизнь ребенку… и отнявшая другую жизнь. Он невольно спросил себя, куда она дела свой окровавленный нож.
– Я принадлежу тебе, Утер. Я твоя королева или твоя пленница – как захочешь…
Она слегка изогнулась назад, когда ощутила прикосновение его заледеневших рук, но когда он обнял ее, прильнула к нему, забыв обо всем. Потом они взглянули друг на друга, одновременно вспомнив сладость своего первого поцелуя – так давно, еще в Лоте…
– Я хочу, чтобы ты была моей королевой, Игрейна – если и ты хочешь меня…
– Кто же тебя не захочет, Утер? – прошептала она, нежно проводя кончиком пальца вдоль шрама, тянувшегося по его щеке от уха до подбородка. – Ты – Пендрагон…
