Маршрут в прошлое - 2. (Будни НИИ Хронотроники.)

            Жадный таксист не подвёл, дождался возвращения Коваленки-Коха из гостиницы. Вскоре тот  станет обладателем билета до Хельсинки. Подъехав к Финскому вокзалу, Коваленко первым делом зашёл в туалет, там в тесной кабинке окончательно привёл свою внешность в соответствие взятой на себя роли западного немца и отправился за билетом. В этом же туалете, спустя некоторое время, он избавился и от советских документов, которые теперь не только не были нужны, но и могли представлять опасность для его планов бегства.

Билет – это было самым трудным и уязвимым в его экспромте: получить официальный билет от Ленинграда до Хельсинки. Здесь почти всё зависело от удачи, а не от его умений. Тем не менее – как известно, дуракам, алкашам и подлецам везёт, – билетом обзавестись удалось, правда, на не слишком удобное место. К тому же, поезда приходилось ждать, что вселяло тревогу: ведь сегодня четверг, на работе его уже давно хватились. Выручали лишь скорость и экспромт.

________________

            На границе всё сошло относительно благополучно. Конечно, подпорченная дата на штемпеле не прошла мимо внимания пограничного наряда, осуществлявшего паспортный контроль. Но тут вступал в дело опыт перебежчика, его умение вести себя спокойно, уверенно и одновременно доброжелательно. Помогла и гостиничная фальшивка, и внешность. Рыжеватый, с голубыми глазами, чуть полноватый предатель, долго проживший в ФРГ, выглядел как заправский немецкий коммерсант. Да, он был несколько небрежен в обращении с советской визой, но это уже, скорее, вина гостиничного персонала и тех, кто его воспитывал в Германии…

            „Хорошо, всё таки, что Финляндия – бывшая часть России: железнодорожная колея здесь такая же – всё те же русские 1524 миллиметра, и нет нужды менять колёсные пары“, – думалось Коху- Коваленке в вагоне, медленно двигавшемся к зоне таможенного и пограничного контроля на стороне Финляндии. Перебежчик решил на территории Финляндии не сдаваться: „Финны слишком лояльны к Советам. Пойду в Стокгольм!“. Хельсинки – столица Финляндии, но город небольшой, производящий впечатление провинциальности, даже – европейского захолустья. Всё здесь маленькое, какое-то несерьёзное – и здание парламента, и министерства внутренних дел, мимо которых Коваленко шёл, пешком направляясь от вокзала к порту. Воздух стал не по-летнему прохладным, он казался даже ещё более сыроватым, чем в „Питере“. Сезон белых ночей прошёл, и заметно вечерело, хотя – совсем не так как на юге Германии и даже иначе, чем в Москве, а по-своему, по северному.

            Коваленко взглянул на часы: если ему не изменяла память, то скоро, через каких-то два-три часа отвалит от причала девятипалубный теплоход, принадлежащий компании „Силия-Лайн“, обеспечивающей регулярное морское сообщение Хельсинки со столицей Швеции Стокгольмом. А там – каких-то десять часов спокойного морского пути, и он – в столице „нейтральной“ Швеции. Эта „нейтральность“ никогда не мешала Шведскому королевству ни помогать немцам во время Второй мировой войны, ни содействовать американцам и НАТО во времена нынешние. Коваленко уже давно, с самого начала, решил, что будет сдаваться либо в Швеции, либо в Великобритании. Только – не в ФРГ: ведь он официально работал против неё на советскую разведку. Это гарантировало ему тюрьму. А зачем же ему в тюрьму?! Ему нужны свобода, деньги, женщины, возможность заняться „предпринимательством“, то есть, покупать (дёшево) и продавать (возможно дороже) – это у него было в крови, с детства. В детстве все дети играют и в „дочки – матери“, и в „магазин“, но Миша с детства играл, получая от этого реальные деньги – пусть поначалу копейки. Став пионерским активистом и отличником по немецкому языку, умудрялся помогать отстающим в этой дисциплине также за мзду. И, вот ведь, удивительно, ему это всегда сходило с рук, не находило отражения в характеристиках! Возможно, потому, что Миша умел всегда правильно говорить? Говорить, издеваясь внутренне над им же самим сказанным…

            В Великобритании Коваленке мог помочь Олег. Олег Гордиевский, с которым они были знакомы и мгновенно, как рыбаки, увидевшись, поняли друг друга. В Швеции Коваленке рассчитывать было не на кого, но этого и не требовалось: пройти в Швеции в американское посольство не представляло никаких затруднений.

________________

            В посольстве США для Ковеленки всё произошло так, как он и представлял в своих мечтаниях, так, как он мысленно сотни раз мысленно проигрывал: короткий звонок из телефона-автомата; разговор вначале на ломаном английском, потом на превосходном немецком (с его стороны, но не со стороны американцев); поселение на конспиративной квартире, из которой ему запрещалось выходить (это понятно – проверка!); многочисленные „беседы“ под магнитофон и без… И вдруг, через какую-то неделю пребывания в Швеции, звонок в дверь, видение падающих без сознания охранников, появление какой-то мути в собственном сознании и… непреодолимый сон; смутное, сквозь сон, ощущение каких-то многократных перемещений; и вот он, наконец, приходит в себя; приходит и понимает, что находится в подвальном помещении, за стенами которого глуховато, но явственно слышится русская, только – русская речь. Похоже, очень похоже на то, что он угодил в посольство СССР…

            Так проходит ещё какое-то время (он давно потерял счёт часам и дням – с момента своего странного погружения в сон на той конспиративной квартире ЦРУ в Стокгольме). И вот, однажды, тяжёлая дверь со скрипом открывается и в камеру входит… генерал-полковник Шебуршин. Входит сам председатель КГБ СССР и говорит:

–        Ну, „господин Кох“! Нет ли у вас желания со мною поговорить?!… Предатель…

Выходит, его вернули назад, в СССР. Это был конец…

________________

Операция 'Север'.

–        Плохо всё же, что у вас до сих пор так и нет заместителя, –  сказал Фёдорову Шебуршин, когда они в субботу тринадцатого августа после плотного обеда дома у Алексея расположились в его кабинете на втором этаже НИИ, –         Неужели невозможно никого найти? – продолжил он.

–        Честно говоря, мне было не до этого… Сами знаете, какие у нас нагрузки… И, потом, ведь дело это – серьёзнейшее! Взять хоть эту историю с Коваленкой… Ведь его кандидатуру готовили для нас профессионалы…

–        Нет! Тут у нас – с профессионализмом в отборе – был серьёзнейший прокол! Так не годится!

Присутствовавшие на совещании директор НИИ и его заместительница по правовой части и режиму промолчали. Председатель КГБ тоже замолчал, задумавшись,– видимо, о чём-то неприятном. Паузу нарушила Виктория, которая вполне здесь освоилась за эти две недели своей работы в НИИ и за уже три своих визита в прошлое и будущее. Освоилась настолько, что в гораздо большей степени чувствовала свою ответственность в работе, чем робость перед высоким, прибывшим сегодня из Москвы начальством:

–        Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться к товарищу генерал-полковнику.

–        Разрешаю! – ответил Фёдоров, успев отметить едва заметно промелькнувшую по лицу Шебуршина добрую усмешку, вызванную всей этой официальностью: они были с Фёдоровым знакомы слишком давно и слишком хорошо, пережили вместе слишком многое, чтобы придерживаться протокола. Тем не менее, он находил вполне уместной и правильной официальность, проявленную начинающей сотрудницей Главного Управления темпоральной безопасности.

–        Товарищ генерал-полковник, чем закончилась проверка Коваленко?

–        Узнав о предстоящей психологической проверке, он через Финляндию сбежал в Стокгольм и там попросил политического убежища в посольстве США. Сразу же начал рассказывать американцам наши  секреты… Этот вопрос вызван вашей работой?

Виктория ещё ничего не успела сказать, как за неё ответил Фёдоров: