Брэнт хотел остаться один. Уединение требовалось ему сейчас как лекарство.
А Роуэн продолжала говорить. Сквозь туман боли, он слышал ее голос:
— Ты не должен говорить «нет».
— Я не желаю, чтобы за мной шпионили. У каждого должна быть своя частная жизнь. И тебе лучше это принять.
— Нет, если ты собираешься жениться на мне, — сказала Роуэн, выделяя каждое слово.
— Ты хочешь распоряжаться моим телом и душой?
— Не распоряжаться, а быть с тобой одним целым.
— Ты сейчас очень похожа на того психиатра, которого навязывали Габриэль.
Брэнт издевался над ней, понимая, что ведет себя безобразно. Роуэн грустно смотрела на него. Затем сказала упавшим голосом:
— Если ты перестанешь убегать от себя и осознаешь, что я нужна тебе, у нас все получится.
Что он мог ей ответить в таком состоянии?
— Только не приходи и не ищи меня. И ночью тоже.
— Я не приду, — ответила она с каменным выражением лица. — Можешь не волноваться на этот счет.
Брэнт захлопнул за собой дверь номера и направился в ванную. Его тошнило. Он почувствовал слабость в коленях, подставил голову под холодную воду, затем зашел в спальню и упал ничком на кровать.
Роуэн плавала вдоль берега, пока не почувствовала, что сердце стало биться спокойнее. Тогда она вышла из воды и вернулась в гостиницу. Там приняла душ, переоделась и села на кровати. Сегодня ночью она не будет с Брэнтом. Он снова не впустил ее в свою душу. Но осознание этого не рассердило ее. Она чувствовала себя побежденной, испуганной и очень одинокой.
За годы их брака Брэнт никогда не вспоминал об отце. Когда он еще ухаживал за ней, она иногда задавала ему совершенно невинные вопросы о его семье. Он рассказывал очень коротко о матери и ни слова не говорил об отце. Но в то время она была так влюблена в Брэнта, что не настаивала. Теперь Роуэн поняла, что Дуглас Кертис, убивая животных, что-то убил и в душе своего сына.
Не он ли заставил Брэнта еще в детстве научиться глубоко прятать свои чувства, а во взрослой жизни находить особое удовольствие в игре с опасностью? И не потому ли Брэнт так замкнулся, что маленькая сценка на берегу возродила страшные воспоминания?
Она не знала ответов на эти вопросы. Единственный, кто мог ей помочь, был Брэнт. Но он не пожелал. Если он не захочет и дальше разговаривать с ней на эту тему, значит, все, конец.
Роуэн посмотрела на часы и увидела, что пора идти на ужин. Брэнт в ресторане не появился.
— Мы уже увидели всех птиц, которые указаны в программе. Возможно ли ускорить на день наше возвращение домой? — спросила Мэй.
— Я постараюсь это уладить.
— Только не подумайте, что эта просьба связана с вами. Вы — изумительный руководитель. Мы замечательно провели время, — сказала Пэг.
Все согласно закивали.
— Спасибо, — сказала Роуэн, — сегодня после ужина я постараюсь решить этот вопрос по телефону.
Но как ей уладить свои дела?
После ужина Роуэн договорилась насчет билетов для всех, кроме себя и Брэнта — единственных канадцев.
Они с Брэнтом остануся вдвоем... Им бы радоваться, а они снова в разных номерах. Злая насмешка судьбы.
Как руководитель она должна была сообщить Брэнту о просьбе группы, но как бывшая жена она не хотела к нему идти. В десять вечера Роуэн легла спать и спала как убитая, пока не была разбужена странной тревогой.
Брэнт не пришел к завтраку. Роуэн еще подождала какое-то время, соображая, что делать. Тревога переросла в ужас, когда она подошла к его двери, постучала, но никто не откликнулся. Она была уверена, что он там. Роуэн постучала громче.
Брэнт очнулся от кошмарного сна, в котором его преследовал медведь. Он поднялся с кровати. Посмотрел на часы. Они показывали 6. 45. Не может быть, чтобы он столько проспал. Брэнт открыл дверь.
На пороге стояла Роуэн. Она выглядела сердитой. Но увидев его, изменилась в лице.
— Брэнт, ты ужасно выглядишь!
Чтобы не упасть, Брэнт ухватился за дверной косяк. Он был небрит, волосы взлохмачены, под глазами темнели круги.
— Что тебе здесь нужно? — спросил он и сам поразился своей грубости.
Кровь отхлынула с ее лица.
— Завтрак, — ответила она прерывающимся голосом. — Изменение в планах. Вся группа решила уехать сегодня утром. Но до Торонто не было билетов.
Он потер лоб.
— Так что ты собираешься делать?
— Вероятно, полечу в Пуэрто-Рико и там буду проводить экскурсию для любителей птиц. Ты свободен.
Он с ужасом понял, что может потерять ее снова. Прямо сейчас. Здесь. Единственного человека, который мог наполнить его жизнь смыслом. Брэнт сказал резко:
— Ты остаешься в Антигуа. Со мной.
— Зачем? Чтобы ты еще раз попросил меня не лезть в твою жизнь? Нет, благодарю! Нужно уметь вовремя уйти.
— Я только один раз напился в стельку. В тот день я вернулся из больницы в Торонто. Дом пуст, твоих вещей нет. Среди почты нашел письмо твоего адвоката, на пленке — запись твоего голоса с сообщением о разводе.
Он не мог ухватить нить. Всплывали отрывочные воспоминания о том, что случилось вчера вечером, он силился собрать их воедино, но не сумел даже расположить в нужной последовательности.
— Забудь о том, что я говорил вчера, потому что я ничего не помню.
— Как удобно! Теперь у тебя амнезия.
— У меня сильно болела голова!
— Сколько таблеток ты выпил?
— Не помню. Четыре или пять.
Она сказала бесстрастным тоном:
— Может, ты и не помнишь, что говорил вчера. Но я помню. И отправляюсь в Пуэрто-Рико. Работа хорошо лечит.
— Каждый раз, слыша крик своего отца, я пытался спрятаться. Убежать, подобно зверю, чтобы зализать раны.
Наступила тишина. Затем Роуэн спросила:
— Так ты поступил и вчера?
У Брэнта побелели суставы: так сильно он вцепился в дверной косяк.
— Да... я убегал. Только тогда мне некуда было бежать. Разве что обратно к отцу. — Он посмотрел прямо ей в глаза: — Но теперь у меня есть ты.
Роуэн заплакала:
— Это слишком больно, Брэнт. Мы уже были вместе, но вдруг ты снова убежал. С меня достаточно. Я больше не вынесу.
Брэнт понимал, как важно найти сейчас нужные слова.
— Я буду изо всех сил стараться, чтобы это не повторилось.
Она посмотрела на него. Наступила тишина, которая показалась ему вечностью. Он понимал, что если сейчас ее потеряет, то будет виноват в этом сам.
