ночника тени под ее глазами обозначились резче, а лицо сильнее казалось осунувшимся от бессонных ночей.
– Джош… Прости, мы потревожили тебя.
– Я и не спал. Давно ты на ногах?
Она неопределенно пожала плечами в ответ:
Грейс пыталась дать Поузи бутылочку с молоком, но малышка, капризничая, отворачивалась, отказываясь брать ее. Грейс совсем растерялась.
– Не знаю, что делать. Я уже собиралась разбудить маму.
– Может, не стоит ее будить? – Он подошел к ней.
– Она вырастила двоих детей и потому больше понимает в этом.
– Дай мне ее.
Грейс без возражений протянула заплаканную малышку Джошу, и он прижал ребенка к своему плечу. Девочка уткнулась в его шею и на мгновение затихла. Затем отпрянула от Джоша и снова стала капризничать.
Грейс не двигалась с места.
– Может, она заболела? Наверное, придется вызвать доктора.
Он потрогал пальцем щечку Поузи.
– Нет, не горячая, – произнес Джош. – Может, она просто нервничает, как и все мы. Ее нужно просто успокоить.
– Нам всем сейчас не помешало бы успокоиться! – ответила Грейс, которая уже была на грани истерики. Когда он обнял ее свободной рукой, прижалась к его плечу и, не выдержав, расплакалась. – Я не знаю, что делать!
Ладонь Джоша успокаивающе гладила ее по спине, и через тонкий шелк ночной сорочки Грейс ощущала ее тепло.
Грейс и не подозревала, что все окажется настолько трудным. Вынашивать ребенка и рожать его – это одно, а вот быть ему матерью, чувствовать за него ответственность – совсем иное. Если бы она была осторожнее… А ведь Джош предупреждал ее. Неужели Грейс вот-вот готова признать, что не справится?… Она сама виновата во всем.
Тяжелый вздох вырвался из ее груди. Грейс смахнула с ресниц слезы: «Если бы я только послушала его совета уехать…»
– Все хорошо, Грейс, я рядом… – Его голос отвлек ее от грустных мыслей.
– Сейчас ты рядом, – ответила она. – Но где ты окажешься в следующем месяце? А в следующем году?
Совесть говорила ей, что несправедливо упрекать в чем-то Джоша.
Но рано или поздно этот разговор должен был состояться. Ради благополучия Поузи. Грейс ощущала себя в тупике и не знала, что делать дальше.
– Одно время я лежала по ночам в своей комнате и, слыша плач Поузи, по-настоящему завидовала сестре, – призналась она. – И мечтала быть единственным человеком, который станет заботиться о Поузи, растить ее, защищать.
– Это естественное желание, Грейс.
– Нет, ты оказался прав. Я должна была уехать. – Она посмотрела на него. – Всякий раз, стоило мне взять Поузи на руки, во взгляде Фебы мелькал страх. Именно поэтому я настояла на том, чтобы ускорить процедуру удочерения девочки Майклом и Фебой. – Она прерывисто вздохнула. – Нужно быть осторожными в своих желаниях, Джош.
– Ты ведь никому не хотела зла.
– Я понятия не имела, какое одиночество и страх могут испытывать молодые матери. Она такая крошечная, Джош, такая беззащитная…
– Тише-тише… – произнес он, и какое-то мгновение Грейс не поняла, кому адресованы слова: ей или ребенку. – Давай-ка попробуем для начала успокоиться…
Подняв ребенка с плеча, он какое-то время подержал девочку перед собой, затем поцеловал в лобик, уложил на руку и поднес к ее губам бутылочку с молоком.
Поузи тут же отвернулась.
– Она не берет молоко в бутылочке, Грейс. Может, тебе покормить ее грудью?
– Нет… – Она сглотнула. – Я не могу, Джош. Как только Грейс произнесла эти слова, Поузи, словно поняв их смысл, снова заерзала и так жалобно, горестно захныкала, что сердце Джоша дрогнуло. Ни слова не говоря, он, держа Поузи в одной руке, другой взял Грейс и повел ее из детской в спальню.
– Она не станет…
– Попробуй, – настаивал он.
– Ради Поузи? – Она вскинула на него глаза, ища поддержки.
– Ради Поузи и ради себя, Грейс.
Уверенность и спокойствие в его голосе придали ей сил. Он развязал узел на поясе халата Грейс, и тот соскользнул с ее плеч. Грейс осталась в тонкой ночной сорочке, так откровенно облегавшей стройный силуэт, что Грейс почувствовала себя обнаженной. Грейс, вспомнила их первую ночь вместе, и на нее нахлынуло желание вперемешку с тоской…
– Ты мне доверяешь? – тихо спросил он.
Она взглянула на него. Со своими взъерошенными волосами и колючим щетинистым подбородком Джош никак не походил на детского доктора. Однако Грейс готова была довериться ему. Он по-прежнему ее герой, рыцарь на белом коне. Присев на край кровати, Грейс, вся дрожа от охватившего ее напряжения, оперлась спиной о подушки.
– Готова?
Едва только Джош передал ей на руки Поузи, девочка снова принялась плакать, а Грейс задрожала от страха.
– Выброси из головы все тревоги, сделай глубокий вдох, – с мягкой настойчивостью произнес он, садясь на край кровати и поворачиваясь к ней. – Просто успокойся, расслабь плечи.
Однако Грейс дрожала от страха.
– А если я не справлюсь?
– Справишься.
Она ощутила прикосновение его теплых рук, Джош мягкими неторопливыми движениями стал массировать ей плечи. Успокаивающий шепот вперемешку с дыханием коснулся ее щеки, потихоньку возвращая Грейс поколебленное душевное равновесие.
– Доверься мне. – Его ладонь ласково коснулась ее щеки и шеи, кончики пальцев тронули бретель ее ночной сорочки.
На долю секунды в душе Грейс поднялся протест, но тут же стих, а из груди вырвался прерывистый вздох. Жаль, что так не могло продолжаться вечно…
Он затаил дыхание, не желая спугнуть этот особенный для обоих момент. Не сводя взгляда с ее лица и медленно спустив мягкую бретель сорочки с плеча Грейс, Джош провел ладонью по ее округлой груди и взволнованно ощутил, как мгновенно напрягся сосок, жаждая его прикосновений.
Он с радостным удивлением заметил, какой полной и женственной теперь стала та невинная девичья грудь, о которой он грезил все эти годы. Наклонившись, Джош коснулся ее губами.
– Прошу тебя… – сорвался с ее губ прерывистый шепот.
– Все, что угодно, – с придыханием ответил он, удерживая ее взгляд. – Ты говорила, что готова на все ради Поузи.
Джош коснулся языком розового нежного соска, затем отстранился и поднес к ней Поузи.
Грейс тихо ахнула, когда Поузи сразу же принялась сосать грудь. Джош не мог понять, то ли от боли, то ли от радости по лицу Грейс покатились слезы. Обхватив ее лицо ладонями, он вытер слезы большими пальцами.
– Это ради Поузи, Грейс, – произнес он, целуя ее щеки и чувствуя солоноватый вкус слез. – Это ради
