– Да.
Стефани Банэк положила ногу на ногу.
– Вы сказали, что они возобновились несколько недель назад.
– Разве?
– Да.
– Кажется, именно это называют «фрейдовской оговоркой». – Джесс нервно рассмеялась, Неужели подсознательно она готова раскрыть все свои секреты?
– Значит, эти приступы не являются чем-то новым? – Но эта фраза больше походила на утверждение, чем на вопрос.
– Не совсем. – Джесс помолчала, потом продолжала: – Такие приступы мучили меня после исчезновения матери. Почти каждый день в течение по крайней мере года, потом реже в течение нескольких лет.
– Потом они прекратились?
– У меня не было никаких приступов по меньшей мере четыре года.
– А теперь они возобновились?
Джесс кивнула.
– Они стали накатываться на меня все чаще. Длиться дольше. Становиться тяжелее, болезненнее.
– И все это пришло к вам опять, как бы говорите, несколько недель назад?
– Да.
– Как вы думаете, что вызвало приход этой новой волны?
– Не могу сказать с уверенностью.
– Есть ли какая-нибудь закономерность в появлении приступов?
– Что вы имеете в виду под закономерностью?
Стефани Банэк сделала паузу, потерла пальцами свой точеный нос.
– Случаются ли эти приступы в какое-то определенное время дня или ночи? Не испытываете ли вы их на работе? Когда вы находитесь в одиночестве? В каком-то определенном месте? В присутствии каких-то конкретных людей?
Мысленно Джесс по очереди обдумала все эти вопросы. Приступы действительно случались с ней в любое время дня и ночи. Бывали они на работе, в квартире, когда она находилась дома одна, когда шла по оживленной улице, смотрела кино, выходила из ванной после душа.
– Никакой закономерности нет, – ответила она упавшим голосом.
– Был ли у вас приступ вчера вечером, перед тем, как вы позвонили?
Джесс кивнула.
– Что вы делали?
Джесс рассказала ей, что собиралась идти на встречу с родственниками.
– Я все разложила, все подготовила.
– Вы собирались на встречу с новой дамой в жизни вашего отца?
– Да, – призналась Джесс.
– Представляю себе, как вы волновались.
– Ну, это отнюдь не самое приятное, что мне хотелось бы испытать, что, думаю, выставляет меня в дурном свете.
– Почему вы так говорите?
– Потому что я должна была бы желать счастья своему отцу.
– А вы этого не желаете?
– Наоборот. – Джесс почувствовала, как слезы подступают к глазам. Она пожала плечами, чтобы сдержать их. – Вот этого-то я и не понимаю. Я действительно хочу, чтобы он был счастлив. То, что приносит ему счастье, приносит счастье и мне.
– Почему?
– Что «почему»?
– Почему, то, что приносит счастье другому человеку, приносит и вам счастье? Вы предъявляете к себе слишком большие требования, Джесс. Чересчур большие.
– Похоже, что у Морин в аналогичной ситуации не возникает никаких проблем.
– Морин – другой человек.
Джесс мысленно быстро просеяла все, что она сказала до этого момента.
– Но причина не может заключаться в моем отце. Приступы начались еще до того, как я узнала, что он с кем-то сошелся.
