– Определенно он оказался умнее моего деда. Когда у их отца случился удар,
– Бедняга.
Кэл посмотрел на нее, не зная, кого она имеет в виду.
– Интересно, успел ли эмир понять, что уже поздно? Пожалеть о своем решении? Мы все думаем, что у нас много времени, чтобы сказать важные слова. Когда погиб мой отец, я хотела сказать ему…
Не в силах продолжать, Роуз замолчала. Теперь была его очередь держать ее за руку, пока она вспоминала своих трагически погибших родителей.
Мгновение спустя она покачала головой:
– Я в порядке, Кэл.
Так ли это на самом деле? Он никогда не терял близких людей. У Роуз не было никого, кроме деда, и Кэл сожалел, что не может поделиться с ней своими многочисленными родственниками.
– Вы хотели бы сказать ему… – Он желал больше узнать о ней, о ее жизни.
– Что я любила его. – Ее взгляд просветлел. – По утрам в воскресенье мы ходили на прогулку в лес. Он рассказывал мне про деревья, цветы, птиц.
– Ваша мать не ходила с вами?
Роуз покачала головой:
– Она оставалась дома и готовила ленч, но мы всякий раз обязательно что-нибудь ей приносили. Большой каштан, птичье перо или красивый камень.
«Маркиза стояла у плиты?»
– Мне следовало говорить ему каждый день, как я его люблю. Любовь важнее всего на свете, Кэл. Жаль, что мы понимаем это слишком поздно.
– Вам так мало времени довелось провести с ним. С ними. Как трагично лишиться матери в таком раннем возрасте. Что вы о ней помните?
Она вздрогнула, словно вернулась к реальности.
– Мама была смелой, решительной. Очень любила моего отца. – Она высвободила свою руку. – Продолжайте ваш рассказ, Кэл.
Он не хотел говорить о своей семье. Он хотел узнать больше о ней. Его детские воспоминания о матери были связаны с поцелуями, угощениями, сказками на ночь. Неужели Роуз помнила свою мать прежде всего как смелую и решительную женщину? А может, это результат многолетнего промывания мозгов средствами массовой информации?
– Что случилось после смерти вашего прадеда? – настаивала она.
Здесь определенно что-то не так. Кэл это чувствовал. Но Роуз Нэпьер для него не больше чем средство для достижения цели. Ее жизнь его не касается.
– Когда
Кэл уставился на тарелку перед собой. Каким-то образом ему удалось ее опустошить, не почувствовав при этом вкуса еды.
– Что случилось? Что он сделал?
– Отказался приносить клятву верности младшему брату, собрал на севере оппозиционные кланы и привел их в столицу. Он думал, народ переметнется на его сторону, но его слишком долго не было. Когда-то они обожали молодого энергичного шейха, но в его отсутствие прониклись любовью и уважением к его брату.
– Кто-нибудь пострадал?
Кэл покачал головой:
– Когда стало очевидно, что он не получит поддержки, его союзники быстро перебежали на сторону эмира.
– Похоже на шекспировскую трагедию, – заметила Роуз.
– Думаю, да. Но все по-прежнему зависело от него самого. Если бы мой дед признал своего брата правителем, публично преклонил перед ним колено, ему бы позволили остаться. Когда он отказался унижаться подобным образом, брат лишил его имени и изгнал из страны. Все же Калил получил свою долю отцовского наследства. Старик надеялся, что деньги послужат его непутевому старшему сыну утешением.
– А ваш отец? На него наказание тоже распространялось?
– Изгнан был только
– Значит, вот почему вы аль-Заки.
– Имя без истории, – сказал он. – Без чести… Мы с сестрой, как и наш отец, можем свободно сюда приезжать. У меня есть офис и квартира в Румайлла, но до тех пор, пока эмир меня не признает, я здесь никто.
Ему было запрещено появляться в меджлисе. Все письма, которые он отправлял, возвращались непрочитанными. Лишенный других возможностей просить за умирающего старика, он был вынужден использовать эту женщину.
– Как вы думаете, что произойдет, когда принцесса Сабира сюда приедет? Она станет вас игнорировать? – спросила Роуз.
– Об этом не беспокойтесь, – ответил Кэл, злясь на себя, на эмира и на нее, потому что она заставляла его чувствовать себя виноватым. – Ее высочество не станет расстраивать почетную гостью.
Именно на это Люси и рассчитывала. Если принцесса Сабира его признает, он попросит ее поговорить с эмиром о его деде. «Это мой последний шанс, – мрачно подумал Кэл. – Просить женщину, которая спит с эмиром, проявить жалость к умирающему старику».
Лидия слышала в голосе Кэла отчаяние, боль и скрытый гнев, но говорить о сочувствии было бессмысленно, поэтому она промолчала. Ей вообще не следовало заводить этот разговор. Она расстроила Кэла и чуть не выдала себя, заговорив о смерти своего отца.
Ятима пришла убирать со стола. Тишину нарушал только звон посуды. Не в силах больше выносить напряженное молчание, Лидия поблагодарила девушку за еду.
–
– Не могли бы вы сказать это еще раз? – попросила Лидия, уцепившись за возможность покинуть опасную территорию. Она прослушала фразу и повторила ее за своей учительницей.
– Мне принести кофе?
–
Когда Ятима удалилась, Кэл сказал:
– У вас хорошая слуховая память, Роуз.
– На отдыхе я стараюсь запомнить несколько слов из местного языка. В основном это «здравствуйте», «до свидания», «да», «нет», «спасибо», «пожалуйста». – Это была чистая правда, и прежде чем Кэл успел спросить, где она обычно проводит отпуск, она перевела разговор на другую тему: – Во сколько мы пойдем на рыбалку?
– Может, нам лучше отложить это до тех пор, пока вы не начнете здесь скучать?
Лидия постаралась скрыть свою радость.
– Вам придется долго ждать. Мне еще предстоит исследовать прекрасный сад, полежать у бассейна и прочитать несколько книг. После кофе я решу, чем заняться дальше.
–
–
– Прекрасно. – Губы Кэла медленно растянулись в улыбке, и ее бросило в жар. – Может, нам следует добавить в наше расписание уроки арабского?
– Вы знаете о том, что я планировала просто полежать неделю на солнце?
– Лежа на солнце, вы ведь можете слушать, не так ли?