марионеточного правительства, которое в последние дни своего существования выглядело забавным и комичным. Картежная игра в президенты — иначе и не назовешь эту величайшую чехарду смены одного из них другим — закончилась навсегда.
Арестованных правителей трясла лихорадка страха: боялись, что за все содеянные злодеяния не избежать им возмездия. Хотя, может быть, за три дня своего правления последний президент много еще не успел. Всех их собрали в актовом зале, где позднее проходили исторические конференции по объединению Вьетнама. Арестованным стали выдавать солдатский паек. Два дня воротили носы от еды, объясняя, что их желудки не привыкли к такой грубой пище. Тогда на третий день, устав ухаживать за ними, арестованным правителям не дали ничего. А к вечеру все-таки вновь принесли в солдатских котелках солдатский привычный ужин.
— Все съели подчистую, — смеется Тань, обнажая ровные и белые зубы. — А трехдневный президент вежливо попросил добавки...
3-го мая всех их освободили под честное слово.
Мы подошли к одному из массивных кресел, которое заметно отличалось от других. Оно было величественнее остальных и несколько возвышалось над ними. Президент, как сказал нам гид, был низенького роста и, чтоб не упасть в глазах своего правительства, додумался до самого простого способа возвысить, возвеличить себя: ножки у одного из кресел сделали побольше и повыше, чем у остальных.
Все мы от души посмеялись над находчивостью президента.
В Хошимине в районе Шолон есть китайские ряды торговых лавок, почти миллион китайцев проживает там. Чего только нет в этих лавках! Начиная от риса и кончая... чем же кончая? Бесконечен, наверное, перечень товаров в этих лотках, лавочках, магазинах, магазинчиках. Но ходить в эти торговые ряды, к частникам, чтобы купить чего-либо нам не советовали. Так или иначе обманут.
— Понимаете, купишь у них мыло. Мыло вроде бы как мыло, но это только оболочка. Один раз руки помоешь и проглянет за оболочкой обыкновенная глина. Сигареты — тоже всего на одну затяжку. Табак у них только с одного конца, дальше идет трава. На прилавках стоят прекрасные бутылки в цветных наклейках: вина, виски, ром, а откупоришь пробку — там чай.
— Частник, он идет на любую хитрость, лишь бы прибыль выбить, — говорит Тань. — Мы ведем сейчас на Юге трудную и большую работу. Одурманенный народ надо перевоспитывать и трудоустраивать. Безработным, которых здесь при американском засилии было очень много, миллионы, подыскиваем работу. Организуем вокруг Хошимина кооперативные и государственные хозяйства.
После августовской революции 1945 года город Сайгон, нынешний Хошимин, был при народной власти всего 29 дней. Затем его захватили колонизаторы и началось медленное и гнусное уничтожение всего самобытного на юге Вьетнама.
Ужасное наследие оставили после себя американцы. Северяне после освобождения Юга ахнули, узнав поразительные факты современного варварства: наркомания и проституция, венерические заболевания и туберкулез, 300 тысяч детей, не доживающих до одного года, море безработных...
И все это смели называть «американским образом жизни». Мало позорного столба для этого! Мало!
Трудно залечивать раны, трудно! Коммунисты юга Вьетнама работают в поте лица, залечивая не только видимые, так сказать, раны минувшего, но и невидимые духовные раны, которые ощутимы не на глаз, а в цифровой статистике, так красочно рисующей мир капитализма.
Помните, вся наша планета вздрогнула от ужаса, когда разнеслась весть о вьетнамской деревне Сонгми: ее начисто сожгли инквизиторы сегодняшних дней, а всех жителей деревни — стариков, женщин, детей зверски уничтожили!
Народы мира гневом и возмущением ответили на это кровавое злодеяние. Поэты земли возвысили свои голоса в защиту Вьетнама. Башкирский поэт Равиль Бикбаев писал о злодействе американцев:
В жаркий полдень мы выехали из Хошимина на каучуковую плантацию. Чистенькие улицы города в эту жару были не так многолюдны, как обычно в предвечерние часы, и только по-прежнему работали всевозможные магазинчики, лавочки, прямо на тротуарах тихо дымят углями неприхотливые кухонки. Здесь
