Глава двадцать первая.
Переговоры
С Киевской Влас поехал на Таганку, на свое любимое Болгарское подворье. Когда он приехал, служба уже отошла, но храм не был закрыт. Помолившись, купив свечей и оставив записочки у свечного ящика, Влас поехал домой. Там он наскоро перекусил, взял 'Молитвослов' и отправился к Василисе.
Василиса, как и вчера, с нетерпением ждала его. Поздоровавшись, Влас сказал:
– Горячий сегодня день выдался.
– Случилось что-то?
– Как будто та история с Гостем получила свое продолжение.
– Гость опять приходил? – обрадовалась Василиса.
– Нет, не Гость… Похоже, с противоположного полюса приходили. Объявился какой-то Фонд и еще Содружество, язык сломаешь названия выговаривать, короче, сатанисты настоящие. Они за нами следят. Знают и про меня, и про тебя, и про все ваше заведение. Кстати, как мамашу вашу зовут?
– Катя-Гретхен.
– Во-во, так мне и было сказано! – оживился Влас. – Сейчас Влад с ними разбираться поехал. Посмотрим, что он навоюет. Живой бы остался…
Они помолчали.
– Нерадостные у меня предчувствия. Нехорошо это. Видно, вера у меня еще очень слабая, – возобновил разговор Влас. – Знаешь, а я, пока в метро к тебе ехал, еще одно стихотворение сочинил, под стать настроению.
– А говоришь, не поэт? – улыбнулась Василиса.
– Я не специально, честное слово. Само как-то получилось. Хорошо еще, что у меня с собой ручка и записная книжка были. Прочитать?
– Конечно.
Влас полистал записную книжку, нашел нужную страницу и прочел:
Притча о самолетах
– Ну как? – смущенно спросил Влас.
– Ты про самолеты написал, а я недавно вспоминала песенку Галича про кораблик. Песенка грустная, но светлая. А ты случайно не про те самолеты написал, которые недавно в Америке в небоскребы врезались?
– Может быть, и про те тоже… Но вообще-то самолеты – это люди.
– Мы с тобой? – Василиса серьезно посмотрела на Власа. – Влас, мы что, погибнем?
– Ты уж скажешь.
– Влас, ты мне вчера обещал, что мы вместе молиться будем.
– Точно, давай помолимся за тебя, за Влада и за всех нас. Я 'Молитвослов' и свечи церковные принес. Спички есть?
– Нет. Есть зажигалка для приходящих. Я-то не курю.
Влас возжег три свечи перед Василисиной иконкой Спасителя. Затем опустился на колени, открыл 'Молитвослов' и прочел:
– 'Канон умилительный ко Господу нашему Иисусу Христу'.
При этом он перекрестился и выразительно посмотрел на Василису. Она тоже опустилась на колени и перекрестилась.
– 'Во глубине постла иногда фараонитское всевоинство преоруженная сила…', – стараясь подражать чтению в храме, напевно затянул Влас.
После канона ко Господу, Влас прочел 'Канон молебный ко Пресвятой Богородице, поемый во всякой скорби душевней и обстоянии', 'Канон Ангелу Хранителю' и 'Канон покаянный ко Господу нашему Иисусу Христу'. Пока Влас читал, Василиса то плакала, то вдруг утихала и замирала, как ребенок на руках матери.
Только Влас окончил чтение, как в дверь постучали. Раздался писклявый голос мамаши:
– Васька, за часами следи! Уже лишние пять минут прохлаждаетесь. С тебя вычтем!
– Он выходит уже, мамаша! – испуганно закричала Василиса и бросилась тушить свечи перед иконой.
– Закругляйтесь, закругляйтесь, – послышался из-за двери голос удаляющейся мамаши.
– Василиса, – торжественно и строго сказал Влас, – мы с тобой сейчас канон Богородице читали. Там Христос красиво так именуется – Начальником тишины. Мы, когда молились с тобой, то эту Божественную тишину чувствовали. А когда такую тишину чувствуешь, – значит Бог рядом. Он ведь не в шуме, не в громе и не в блеске приходит, а в певучих волнах сияющей тишины… И сразу после молитвы – крик мамаши, суета. Чувствуешь разницу? Нет Бога в крике. И ты не суетись, и прошу тебя, – ничего не бойся. Благослови меня, я иду на войну за тишину… за твою тишину, Василек, за тишину Христову.
– Как благословить?
– Перекрести меня вот так, – Влас начертал в воздухе крест, – и скажи: Бог тебя благословит.
Василиса вся собралась в трепещущий комочек, как будто от ее благословения зависела теперь жизнь и смерть всего человечества и, плавно перекрестив Власа, прошептала:
– Пусть Бог благословит тебя, воин Христов, – на глазах ее выступили слезы.
– Ну, молись, Василек, – сказал Влас и вышел, оставив в комнате 'Молитвослов' и свечи.
Мамаша, откинувшись, сидела на своем обычном месте, в прихожей за столиком, и курила.
– Гретхен, – полным решимости голосом обратился к ней Влас, – разговор есть.
Мамаша на удивление Власа даже бровью не повела, и, медленно затянувшись, стала пускать дым колечками.
Влас сел перед ней и без обиняков спросил:
– Сколько стоит выкупить Василису? Эй, тетя, проснись!
– Мамаша, как будто наперед зная вопрос Власа, загадочно улыбнулась и, смотря куда-то вверх, неестественно, нараспев ответила:
