властителям Римской империи. Кроткий и Смиренный Господь нелепым кажется – фарисеям и книжникам всех народов и эпох. Он глубоко отвратителен всем сверхчеловекам, революционерам и искателям земного счастья! Страдающий Спаситель…, – более великой истины я не знаю ни на земле, ни на небе. Я дважды умирал за Христа. Меня убили дважды. Сначала расстреляли, а потом, когда Бог меня воскресил, насмерть забили палками. Но мне мало двух смертей. Ради Христа, ради Страдающей Истины, ради Распятой Любви, я желал бы умирать непрестанно. Любовь мою Распяли за меня, распните же теперь и меня! Когда меня раздели и привязали к сухому дереву, и солдаты достали из колчанов стрелы, я радостно крикнул им в лицо: 'Знайте, что смерть во Христе полна цветов, света и небесного аромата, словно чисто убранная праздничная храмина'. Больше я не сказал им ни слова. Я кончил говорить с людьми. Теперь мне предстояла небесная дорога. Я поднял глаза вверх. Боже мой, как высоко. Целая бездна воздуха. Как я переправлюсь через нее? В этот момент в меня вонзилась первая стрела, она попала в шею. Стрела была просмоленная и цветом своим напомнила мне чернозем. Тогда я подумал, что это земля пытается не пустить меня к небу, желает навечно пригвоздить меня к сухому дереву. Мысль эта промчалась в моей голове за долю секунды. Раздался тугой шлепок о мое тело второй стрелы, потом третьей, четвертой, пятой… десятой и еще многих. Фонтанчики крови били из меня после каждого попадания. Странное дело: в ту минуту надо мной кружилось несколько бабочек шоколадного цвета. Вероятно, они приняли струи моей крови за сладкий гранатовый сок. Сколько было сил, я смотрел вверх, на прозрачную дорогу, уходящую в небо, на бабочек… В последнее мгновенье я увидел ликующий всезаполняющий бело-золотой свет. Потом я просто закрыл глаза…
– Скажите, пожалуйста, мученик Севастьян, – задал вопрос Влас, – А если нет гонений, если за веру не сажают в тюрьму и не расстреливают, то как же тогда страдать, как спасаться?
Мученик поклонился Власу и ответил:
– Христианство есть вольное страдание. Если нет страданий телесных, то есть страдания душевные. Все аскетическое духовное делание построено на душевном страдании. Внутренняя борьба с собственными страстями и бесовскими помыслами вменяется христианину как страдание, даже если он живет внешне спокойно. Такое духовное делание доступно всем христианам; не только подвижникам, но и простым мирянам. Все зависит от свободного выбора, от волеизъявления человека. Вопрос стоит так: хотим мы быть с Богом или нет? А быть с Богом – это значит быть в Любви, Истине и Свете. Про Бога, ставшего Человеком, говорится в Писании: 'Он презираем был и отвергнут людьми, Страдалец изведавший болезни; мы не почитали Его, но болезни наши переносил Он, и боли наши терпел Он, а мы считали, что это Бог наказывает Его; и Он изранен преступлениями нашими, сокрушен грехами нашими, но ранами Его мы исцеляемся'. И вот, если мы хотим быть с Богом, то путь к Нему лежит через добровольное очистительное страдание.
– А связана ли со спасительным страданием молитва Иисусова, – обратился Влас к Гостю, – та молитва, которую Ты мне в тюрьме дал?
– Авва Виталий, ты как делатель непрестанной молитвы, ответь, пожалуйста, на вопрос, – попросил Гость.
Отец Виталий приоткрыл полу мантии и выставил вперед руку, с шерстяной вервицей.
– Эти четки, – сказал он, – крепкая цепь, которой делатели молитвы связывают себя ради Господа. Многие приступали к молитве Иисусовой, но не многие собирали ее плоды. Чтобы преуспеть в этой молитве, нужно отречься не только от всего внешнего и суетного, но и от многих своих безвредных душевных привязанностей. Иисусова молитва требует полного самопожертвования. Это ли не страдание? Молитва Иисусова – молитва покаянная. А покаяние – это не только изменение собственной жизни, но и непрестанное горькое сожаление о своих грехах. В последних словах Иисусовой молитвы -'помилуй мя, грешного' – заключена великая энергия очистительного страдания, способная превращать лютых волков в кротких агнцев, величайших злодеев – в святых. Так что молитва Иисусова – это непрестанное жертвоприношение.
Получив ответ, Влас поблагодарил отца Виталия. В это время из сеней донесся легкий шум.
– А вот и долгожданная душа, – обрадовался Гость.
В комнату вошла Василиса. У Власа на мгновенье помутилось в глазах. Не смея промолвить ни звука, он с жадностью разглядывал вошедшую. Она была очень красива, много лучше, чем раньше. Ее белое кружевное платье из легкой ткани казалось совсем воздушным. Голову Василисы украшал венок из диковинных цветов, лицо озаряла радость. Перед собой она держала маленькую икону Спасителя, ту самую, которая стояла у нее в комнате.
Влас от неожиданности отпрянул назад и взволнованно спросил:
– Ты не умерла что ли?!
– Умерла. И мое тело лежит сейчас далеко отсюда…
– Где? – вырвалось у Власа.
– В морге пятьдесят второй больницы, на Октябрьском поле. А та, которую ты видишь сейчас – это моя душа.
– Душа? – удивился Влас.
– Да, душа. Дорогой Влас, очень прошу тебя, передай то, что я сейчас скажу, моей маме. Я уже один раз была у нее, а больше ходить нет воли Божией. Попроси ее от моего имени крепко веровать в Господа, заботиться о спасении, ходить в церковь, исповедоваться и причащаться. Скажи ей, что если она будет так делать, то, по милости Божией, мы обязательно увидимся с ней в будущей жизни.
– Хорошо. Передам обязательно.
– Благодарю тебя и за то, что заботишься о моем отпевании, – продолжала Василиса. – Ты можешь попросить отца Серафима, который живет здесь, чтобы он меня отпел.
– Хорошо. Василиса, я так рад видеть тебя! Мне очень понравилось твое стихотворение. Молись за меня, пожалуйста.
– А ты за меня.
– А за тебя-то разве нужно, ты же уже спаслась?
Василиса кротко улыбнулась и негромко сказала:
– Молись.
– Влас, если отец Серафим будет тебе по сердцу, – взял слово Гость, – попроси его быть твоим духовным отцом. Без духовника в эти лукавые времена трудно спастись. Сейчас не так важно, в какой части света живет человек, потому что весь мир стал на одно лицо; неважно, в большом городе он живет или в малом селе, в великой лавре или в маленьком скиту, одно важно – найти духовника. Если не нашел, ищи, и если опять не нашел, опять ищи, прося помощи свыше. Ищущий обрящет, и просящий получит… Сейчас мы уйдем.
– Как уйдете? – перепугался Влас. – А как же отец Серафим?
– На прощание, Влас, я повторю завет, данный Мною ученикам. Помните слово Мое, которое Я сказал вам. Раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас. Наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу… А вы благословляйте проклинающих вас, молитесь за обижающих вас, любите врагов ваших, любите убивающих вас.
С этими словами Гость поднялся со скамьи и медленно, как бы в глубоком раздумье, вышел через сени во двор. Кот Абрикос проводил Его до входной двери, но на улицу не пошел. За Гостем по одному проследовали великомученик Георгий, мученик Севастьян и преподобный Виталий.
Василиса на мгновение задержалась у выхода из комнаты, обернулась к Власу и мягко, как будто ребенку, сказала:
– И туда, где нет любви, вложи любовь и получишь любовь. Помни об этом, когда пойдешь к Жану.
С уходом гостей в избушке отчего-то сразу сделалось темно. Три свечи у Распятия и несколько лампад, разумеется, не могли в достаточной степени осветить помещение. И тут только Влас понял, что свет каким-то чудесным образом исходил от гостей. С их уходом ушло и ровное янтарное сияние, наполнявшее комнату.
Оставшись один, Влас оторопело оглядывался, словно не понимая, где находится. Если бы в тот момент его спросили, какие гости были в избушке минуту назад, то он не решился бы ответить прямо, настолько невероятным казалось все происшедшее. 'К чуду привыкнуть нельзя', – вспомнились Власу чьи-
