забываю, и меня просто тошнит оттого, что ты ведешь себя словно чокнутый.
Его челюсти сжались.
– Акцент у меня получается чисто автоматически, и никакой я не чокнутый. – Хани затаила дыхание, ожидая услышать слова упрека за то, что сама пришла к нему. А вместо этого он сказал:
– По крайней мере я не строю американских горок неизвестно где. И не суечусь, словно капитан Ахав[14] размером с пивную кружку, носясь как помешанный со своим чертовым Моби Диком!
– Все лучше, чем Моби Диклесс![15]
Никакая она не одержимая. Ну ни капельки! Просто нужно что-то делать, чтобы опять начать жить.
– Что это значит? – Акцент у него пропал, лицо потемнело. Она продолжала нападать, норовя вонзить зубы в самое больное место, пытаясь первой нанести смертельный удар:
– Что ты за трус такой, если ударился в бега только потому, что потерял этот свой дурацкий глаз? «По крайней мере ты, сукин сын, остался в живых!»
– Ах ты бессовестная! Ты даже не знаешь, что там, под повязкой. – Он ткнул пальцем в направлении черного кружка. – Там нет глаза. Просто масса зарубцевавшейся ткани отвратительного красного цвета.
– Ну так что? У тебя же есть еще один.
Какое-то мгновение Эрик не говорил ничего. У Хани внутри все похолодело от того, что она наделала, но как взять слова назад, она не знала.
Потом его губы насмешливо скривились, и он негромко сказал:
– Мне всегда было интересно, что же в конце концов случилось с Дженни Джонс, а теперь я это знаю. Жизнь дала ей на один пинок больше, чем следовало, и сейчас она очутилась как раз там, откуда начинала, – опять стала начальственной маленькой стервой, которой и не видно за громадным ртом.
– Неправда!
– О Господи! Скверно, что Дэша уже нет в живых. А то я бы побился об заклад, что он перебросил бы тебя через колено и вколотил немного здравого смысла, как когда ты была маленькой.
– Не смей говорить о нем! – яростно сказала она. – Не смей даже произносить его имя!
На глаза навернулись слезы, но это его, похоже, совершенно не тронуло.
– Какого черта ты здесь делаешь, Хани? Почему восстановление этих горок заслонило для тебя весь белый свет?
– Просто важно, и все тут.
– Да скажи мне, черт побери!
– Тебе не понять.
– Ты удивишься, узнав, как много я способен понять.
– Я должна это сделать. – Она опустила глаза на свои судорожно сцепленные руки, и ее злость пропала. – Когда я была маленькой, эти горки так много значили для меня.
– Для меня мой швейцарский армейский нож тоже много значил, но я же не бросаю все только ради того, чтобы вернуть его.
– Там же совсем другое! А здесь… здесь все дело в надежде!
Она содрогнулась, ужаснувшись, что открылась ему.
– Но Дэша все равно не вернуть, – жестоко сказал он.
– Я же знала, что ты не поймешь! – воскликнула она. – И когда мне потребуются твои нотации, непременно дам об этом знать! Ты тоже избегаешь всех, как и я, но по совершенно пустяковой причине. Я же читала газеты. И знаю, что у тебя есть дети. Две девочки, верно? Что же ты за отец такой, если бегаешь от них?
Он метнул на нее взгляд, полный плохо скрываемой ярости, и она пожалела, что не удержала язык за зубами.
– Не суди о том, в чем совершенно не смыслишь! – Ни слова больше не говоря, он ушел.
В последующие несколько дней Эрик заговаривал с ней, только когда рядом были другие мужчины, причем всегда голосом рабочего-строителя Дэва. Этот голос начал преследовать ее по ночам, заставляя тело просто болеть от тех ощущений, с какими она не желала считаться. Хани неустанно напоминала себе, что Эрик – одаренный и опытный актер, способный до конца воплотиться в любой персонаж, который создает, но этот угрожающе выглядевший рабочий представал в ее сознании личностью, совершенно ничем не напоминавшей Эрика. И она всеми силами старалась держаться от него подальше, но в конце концов нараставшие с каждым днем денежные затруднения сделали это невозможным.
В четверг вечером, четыре дня спустя после их стычки у озера, Хани решилась наконец подойти к нему. Для этого пришлось подождать, пока мужчины сделают перерыв на ленч. Эрик, загружавший платформу старыми звеньями колеи, при ее приближении сбросил рукавицы.
Она протянула пакет из коричневой бумаги:
– Я заметила, что вы не едите за ленчем, и приготовила вам это.
Мгновение Эрик колебался, потом взял пакет. Держался он явно настороженно, и ей пришло в голову, что он избегает ее точно так же, как и она его.
– Но я взяла с собой только один термос, поэтому нужно будет поделиться. – И пошла, сгорая от страха,
