Он рассматривал ее сквозь невидимый монокль.
— Хотите, подвезу?
— Позволяете крестьянкам садиться в дорогой экипаж?
— Разве что в припадке великодушия.
— Значит, сегодня мой счастливый день.
Он заставил ее ждать, пока неторопливо открывал замки. Она открыла заднюю дверцу и поставила пакеты за пассажирским сиденьем. И поскольку гордость все-таки еще имела некоторое значение, села рядом с ним и закрыла дверцу.
— Поехали.
Он закинул руку на спинку кресла и заносчиво повел длинным носом. Она ответила высокомерным взглядом.
— У меня не слишком много времени.
— Может, вам все-таки лучше пройтись пешком?
— Зачем же позорить округу? Бродяжка и все такое?
Она с удовлетворением заметила, что он нажал на акселератор чуть резче, чем нужно, а тон так и вовсе сделался уничтожающим:
— Надеюсь, вы дадите знать, чем еще я могу вам услужить?
Шугар Бет оценивающе осмотрела его широкие плечи.
— Ну, например, снять с подъездной дорожки эту дурацкую цепь.
— Но меня это развлекает. — Он свернул на Мокингберд-лейн. — Кстати, сегодня утром я видел эвакуатор у вашей машины. Мне ужасно жаль.
— О, не стоит. Им управлял милейший молодой человек, такой разумный, а главное, привлекательный.
— И вам удалось отговорить его забирать машину, не так ли?
— О, что вы, что вы! Леди-южанки не увлекаются французскими поцелуями, чтобы потом рассказывать о них всякому встречному-поперечному.
Она ожидала очередной ехидной реплики. Например, что она вообще не леди. Но очевидно, он считал обычные колкости ниже своего достоинства. И предпочитал более изощренные способы ведения войны.
— Как идут поиски работы?
Ей удалось изобразить небрежный взмах рукой.
— Достойную карьеру избрать нелегко, поэтому я не тороплюсь. Можете высадить меня здесь.
Не обратив внимания на просьбу, он свернул к Френчменз-Брайд.
— И большой выбор?
— Огромный.
— Да, я так и слышал. Город прямо-таки гудит.
— Еще бы!
Он остановил машину у дома и выключил зажигание.
— Если верить слухам, даже Луис Хиггинс отказался взять вас на работу в «Куик-Март» а он, насколько мне известно, нанимает всякого, кто знает по-английски три слова.
— К моей превеликой скорби, именно я в девятом классе пустила ту гнусную сплетню о его младшей сестренке. И то, что все было чистой правдой, его, похоже, нисколько не волнует.
— Какой мерой мерите, такой и вам отмерится, не согласны?
— Что тут скажешь!
Она открыла дверцу и принялась выгружать пакеты. Но тут он обошел капот, стал рядом, и она едва не уронила коку, потому что на нем был настоящий, всамделишный черный замшевый плащ. И он со своими короткими взъерошенными волосами словно сошел со старинной картины. Черт возьми, до чего же хорош!
— Позвольте, донесу ваши пакеты до каретного сарая, — предложил он. — Это самое малое, что я могу для вас сделать.
Но она была слишком потрясена видом плаща, чтобы найти слова. Это в Миссисипи и такое!
— Я надеялся, что не причиню вам особого вреда, перекрыв подъездную дорожку. Увы, как же я ошибся!
— Не беспокойтесь, — отмахнулась Шугар Бет, придя в себя. — Физические упражнения — штука полезная. К тому же можно отказаться от личного тренера.
Гордон, очевидно, прятался на веранде, потому что, завидев ее, немедленно потрусил к сараю через весь двор. Берн, к удивлению Шугар Бет, радостно улыбнулся, переложил пакеты в одну руку и, наклонившись, почесал бассета за ухом.
— Значит, ты не убежал.
— Милая собачка, — протянула она.
— Появился здесь несколько дней назад. Бродячий.
— А вдруг у него бешенство? На вашем месте я вызвала бы копов.
— Он не бешеный! — взвился Берн, раздраженно глядя на нее. — И вы прекрасно знаете, что сделают с ним копы.
— Отправят в газовую камеру, — буркнула она, злая на Гордона, способного различить доверчивого дурачка за целую милю. Вот и сейчас, вместо того чтобы по своему обыкновению зарычать, он опустил голову, так что длинные уши распластались по земле, и тихо заскулил: идеальный портрет несчастного, жалкого бедолаги.
— Я всегда знал, что вы на редкость бесчувственны, но такого не ожидал даже от вас, — сухо заметил Берн.
— Что поделаешь, закон джунглей, — пожала она плечами. Гордон повернул назад к веранде, очевидно, очень довольный собой и молодцевато подняв голову.
— Да вы его кормили, верно? Он толстый, как бочка!
— А если и так, какое вам дело?
Она вздохнула.
Они подошли к каретному сараю, и, когда она толкнула дверь, он снова стал брюзжать:
— Почему дверь не закрыта?
— Это Парриш, не забыли? Не вижу смысла.
— Здесь, как и везде, имеются преступники. Отныне прошу запираться на все замки.
— Можно подумать, это кого-то остановит. Один хороший пинок, и…
— Да не от меня, дурочка вы этакая!
— Не хотелось бы первой сообщать дурные новости, но если мое тело обнаружат, вы — первый подозреваемый, поскольку всем известно, что у вас на меня самый большой зуб.
— С вами невозможно говорить серьезно.
Он брезгливо оглядел гостиную, несмотря на то что она вылизала здесь каждую пылинку.
— Интересно, ваша тетя когда-нибудь что-нибудь выбрасывала?
— Сомневаюсь. Если вам что-то понравилось, не стесняйтесь, предлагайте свою цену.
— Спасибо, вряд ли.
Он направился к кухне так стремительно, что полы плаща развевались за спиной. Она сбросила куртку, швырнула сумочку на стул и последовала за Берном.
— Держу пари, вам не терпится сторговать картину Эша.
— Боюсь, даже мне это не по карману.
Он поставил пакеты на разделочный стол, заполнив, казалось, своим огромным телом все маленькое пространство. Она вытащила пачку печенья в шоколадной глазури.
— Вы говорили с Таллулой. Верите, что картина существует?
— Верю, что она существовала.
— Надеюсь, что это высоколитературный британский эквивалент нашего простого «конечно, Шугар Бет, еще бы!».
Он прислонился к древнему холодильнику и пожал плечами:
