едины.
— Почему вы остались? — поинтересовалась она, заметив, что он снял повязку. — Только не говорите мне, что из-за раны.
Он усмехнулся:
— Вы очень наблюдательны. Зачем спешить? Есть масса куда более приятных дел, чем ползти на брюхе через Пиренеи. С маленьким отрядом я доберусь гораздо быстрее. Вы хоть представляете себе, сколько времени потребуется, чтобы пересечь Наварру? Только к лету они доберутся до Кастилии.
В отсутствие лорда Генри горный замок оказался вполне терпимым местом, и Элинор могла бы проводить дни в относительном покое, если бы не Пэйн. Вначале он держался учтиво, даже отчужденно, но спустя некоторое время дал понять, что не прочь завязать с ней более тесные отношения.
Он пресек попытки Элинор есть у себя в комнате, запретив слугам подавать ей еду.
— Почему я должна спускаться вниз? — сердито осведомилась Элинор, когда голод заставил ее сдаться.
— Потому что мне одиноко, Элинор. Мы могли бы скрасить друг другу вынужденное пребывание в этой глуши. Скоро горные потоки сделают дороги непроходимыми. Иисусе, неужели вы собираетесь торчать в своей комнате целыми днями? Мы могли бы кататься верхом, охотиться, играть в шахматы, петь дуэтом. Да все что угодно, лишь бы развеять скуку!
Элинор сочувственно улыбнулась — ее тоже мучили скука и одиночество.
— Хорошо, сэр Пэйн, давайте споем.
— Просто Пэйн, — с улыбкой напомнил он и взял ее за руку. — Мы могли бы подружиться. В конце концов, мы оба молоды.
Элинор недоверчиво посмотрела на него. Едва ли его удовлетворят дружеские отношения. До сих пор Пэйн держал себя в рамках, но надолго ли его хватит? В отсутствие отца он почти не притрагивался к спиртному, и ее надежда ускользнуть из замка, когда он напьется до бесчувствия, с каждым днем таяла.
Они стали совершать конные прогулки в сопровождении вооруженных слуг. Элинор почти не разговаривала, не желая поощрять ухаживания Пэйна.
Как-то холодным солнечным утром они поднялись на невысокий кряж, с которого открывался захватывающий вид на Пиренеи. Далеко на горизонте высились горы, сверкая на солнце снежными шапками. Ниже тянулась гряда зеленых холмов, чередуясь с лесистыми долинами и каменистыми склонами, на которых паслись овцы.
Пэйн дотронулся до ее локтя.
— Это было ужасно? — напрямую спросил он. Элинор сразу поняла, что он имеет в виду. Его интересовало, как прошла ее первая брачная ночь.
— Так ужасно, что я хотела бы об этом забыть, — с горечью ответила молодая женщина, невольно коснувшись щеки, на которой темнел синяк.
— Отец груб с женщинами, — заметил Пэйн, тронув коня. — К счастью, никто из сыновей не унаследовал это качество.
Элинор промолчала, хотя и поняла намек. Но когда они выехали на дорогу, пришпорила лошадь, лишив его возможности продолжить разговор.
Маленькая кавалькада с грохотом пронеслась по подъемному мосту и остановилась во дворе крепости. Мост теперь поднимали только на ночь. Уверенность Пэйна, что им не грозит нападение, имела под собой основания. Хотя Монтджой располагался неподалеку от главного пути через Пиренеи, в крепость редко забредали путники.
Когда они подъехали к конюшне, кобыла Элинор испуганно заржала и шарахнулась, чуть не сбросив всадницу. В темном проулке между зданиями сверкнули зеленые глаза и раздалось угрожающее рычание. Элинор вскрикнула. Леопард, которого обычно держали в клетке, вырвался на волю!
Почуяв запах хищника, испуганная кобыла взвилась на дыбы. Пэйн бросился к Элинор и выхватил у нее поводья.
— Назад, Шеба! — властно приказал он. — Назад! Громадная кошка нехотя отступила, но позы не меняла, изготовившись к прыжку. Пэйн с трудом удерживал обезумевшую лошадь. Дрожа, она вскидывала голову, всхрапывала и вращала белками. Слуги, боявшиеся леопарда ничуть не меньше, чем животные, попрятались, и Пэйну пришлось пригрозить конюху поркой, чтобы тот отважился выйти и завести кобылу в конюшню.
Оказавшись внутри, Элинор, близкая к обмороку, обессилено соскользнула с седла в руки Пэйна. Она едва стояла.
Прибежал Манту, раб-нубиец, приставленный ухаживать за леопардом. Ласково воркуя, словно перед ним был испуганный котенок, а не дикий зверь, он надел поводок на шею Шебы, которая, сразу присмирев, позволила себя увести.
— Не бойся, — успокоил Пэйн женщину, прижав ее голову к своей груди. — Когда Шеба под присмотром, она не опасна.
— Бедная моя лошадка, она никогда так не пугалась, — вымолвила Элинор дрожащим голосом.
Пэйн еще крепче обнял ее, гладя по волосам, и поцеловал в шею. Элинор напряглась и попыталась отстраниться.
— Спасибо, Пэйн, — поспешно сказала она. — Не знаю, что это на меня нашло. Наверное, мне передался ужас кобылы. — Поскольку он не собирался ее отпускать, Элинор уперлась ладонями ему в грудь.
— Элинор, милая, мне так жаль, — ласково произнес Пэйн, глядя в ее фиалковые глаза. — У Шебы злобный нрав. Вот почему я выпускаю ее только по ночам.
— Ее выпускают по ночам? — ахнула Элинор.
— А ты не знала? — Он ослабил объятия, и она отступила на шаг. — Шеба — отличный сторож: убьет любого чужака, который сунется во двор.
Элинор содрогнулась, представив себе, что могло случиться, если бы она попыталась бежать ночью. Подняв глаза на Пэйна, она ощутила холодок. В его золотистых глазах зажглись опасные огоньки. Видимо, он наконец отважился сделать шаг, которого она давно ждала.
— Хорошо, что у меня нет привычки гулять по ночам. Пэйн улыбнулся, обвив рукой ее талию.
— Да, жаль портить такую красоту, — согласился он и погладил ее по щеке, прежде чем она успела повернуться и быстро зашагать к замку.
Пэйн распорядился подать еду и вино. Расположившись у очага, они ждали, пока слуги накроют на стол. Пэйн молчал, мрачно наблюдая за Элинор, старательно избегавшей его взгляда.
Во время еды он не сделал попытки придвинуться ближе или как-то иначе ускорить события.
— Тебе неприятны мои прикосновения? — спросил он наконец.
Элинор застыла с куском хлеба в руке.
— Нет, я благодарна тебе за сочувствие, — искренне ответила она.
— Я хотел бы предложить тебе гораздо больше, чем сочувствие. Противоестественно, когда молодая красивая женщина живет как монахиня. Если тебе понадобится утешение… — Он многозначительно улыбнулся, поднеся кубок к губам.
Взгляды их встретились, и Элинор снова ощутила приступ страха.
— Позволь напомнить тебе, Пэйн, что я жена твоего отца.
— И ненавидишь его всей душой.
— Это не означает, что я готова упасть в твои объятия. Лицо Пэйна напряглось. Любезное, слегка насмешливое выражение исчезло, уступив место гневной гримасе. Пальцы крепче обхватили кубок.
— Будь на моем месте де Вер, ты не стала бы возражать. Элинор не нашла нужным отвечать на этот выпад. Поднявшись из-за стола, она стряхнула крошки с юбки.
— Я устала. Пойду лягу.
Овладев собой, Пэйн изобразил дружескую усмешку.
— Я велел Жоэтте приготовить тебе ванну. Ведь у тебя сегодня банный день.
Тот факт, что Пэйн постарался запомнить ее привычки, еще больше насторожил Элинор. Она готова была отказаться, но тут появилась служанка и объявила, что ванна готова.
