Последние облака сомнений растаяли в душе Розамунды, и она затрепетала от счастья, предвкушая столь заманчивое будущее. Ее больше не будет преследовать отчим, и ей не придется коротать век с нелюбым. Теперь она свободна, теперь у нее своя жизнь… Сроду не бывала в замке, там, верно, страсть как красиво, ей и не догадаться, какое там убранство.
— Розамунда, — позвал сэр Исмей, чуть повысив голос, — я жду, что ты мне ответишь.
— Золото передайте матери, иначе Ходж все пропьет. Коли скажете, что деньги только для нее и детей, он побоится нарушить ваш наказ.
— Договорились. Ты не только прекрасна, но и умна. Не сомневайся, Джоан получит деньги. В конце концов, это самое меньшее, чем я могу ей отплатить. А теперь нам пора. Нельзя терять времени. Я пришлю сейчас женщину, которая поможет тебе одеться в дорогу.
Когда сэр Исмей вышел, Розамунда стиснула от волнения руки и глянула из окна во двор. Уж не снится ли ей все это! Вот чудеса, сэр Исмей знает даже, как зовут мать… И тут она прижала пальцы к губам. Как это она сразу не сообразила! Сэр Исмей — тот самый загадочный дворянин, о котором судачили в деревне. Наверняка он ее отец! Он ведь что-то говорил о кровосмешении, когда клялся не трогать ее. Она не ослышалась? Она вздохнула и радостно закружилась по комнате. Наконец-то сбылось! Теперь она больше не пригулянный по весне грех деревенской прачки, теперь она знает, кто ее отец!
Дверь заскрипела, но Розамунда все еще кружилась. Между тем в комнату вошла служанка, державшая в руках ворох всяких одежд, но в тот же миг буквально остолбенела, во все глаза глядя на Розамунду.
— О госпожа, — пробормотала она наконец, бухаясь на колени и целуя край платья Розамунды. — Благодарение всем святым… Вы оклемались! Истинное чудо! И вот вам мое слово, миледи, вы стали даже краше, чем прежде. Совсем здоровенькая. Хвала Пресвятой Богородице!
Розамунда ничего не понимала. Но когда она попросила женщину объяснить, в чем дело, та принялась что-то городить про море, по милости которого миледи и расхворалась, не давая Розамунде вставить ни словечка в свои причитания. Потом женщина и вовсе понесла какую-то нелепицу, и Розамунда больше не пыталась что-либо уяснить.
Ужасно стыдно, когда кто-то тебя одевает, даже в такие красивые одежды. Розамунда не могла отвести от этих вещиц глаз и все норовила хорошенько каждой полюбоваться, прежде чем позволить надеть ее на себя. А женщина непрестанно приговаривала, чтобы миледи поспешала. Нательная тонкого полотна рубашка, поверх нее шерстяная нижняя юбка, а на них еще и платье, расшитое по подолу блестящими голубыми цветами, Розамунда потрогала ткань, пытаясь понять, откуда такой блеск: может, в волокно добавили золотых нитей? Ежели уж ей, всего лишь прислуге, полагается столь богатое платье, то как же тогда одеваются сами господа? Неужто еще богаче?
Как только Розамунда закончила одевание, прислужница велела ей поскорее спускаться вниз. Люди сэра Исмея собрались у дверей, ожидая ее прибытия. Среди ждущих было и несколько женщин с очень бледными лицами, они стояли чуть поодаль от солдат. При виде Розамунды, облаченной в дорожное платье и вполне готовой тронуться в путь, они еле сдержали удивленное восклицание. Они тут же ее обступили, что-то лопоча на непонятном языке, гладили ее и смеялись, и глаза их сияли от радостных слез.
Розамунда никак не могла уразуметь, чем это они так взволнованы и обрадованы. Может, у богачей такие странные обычаи? Она тоже улыбнулась женщинам, но так и не сумела понять ни одного слова. Не зная, как им ответить, она просто протянула им руки — в знак признательности. Но к великому изумлению Розамунды, они схватили ее ладони и начали покрывать их поцелуями.
Тут подошел сэр Исмей и, пробравшись сквозь толпу, сердито шикнул на женщин, отгоняя прочь. Но они и ухом не повели, будто не замечая его нетерпения, и все норовили стать поближе к Розамунде. Тогда он строго-настрого приказал им отправляться к предназначенной им повозке, но они снова пренебрегли его приказанием. И тут уж вмешались солдаты, урезонивая строптивиц. Надув губы, те все же подчинились.
Одну из повозок откатили от остальных. Но, и забравшись в нее, женщины высовывались оттуда, выкрикивая слова прощания и размахивая платочками. Розамунда тоже им помахала, что вызвало ликующий смех: видать, они были страшно довольны, что она им ответила.
Сэр Исмей, насупившись, ждал, когда повозка с эскортом из четырех конников выкатится наконец из ворот. И только когда она окончательно скрылась из виду, лицо его просветлело.
— Французские балаболки — терпеть их не могу, — сказал он своим приближенным. Потом приказал Розамунде подойти поближе и встать рядом.
Услышав про французских балаболок, Розамунда догадалась наконец, почему не могла понять ни единого их словечка. Она улыбнулась сэру Исмею, уверенная, что в новом своем наряде пригожа как никогда. И по лицу его поняла, что действительно очень хороша, у того даже занялся дух, когда он поднял на нее глаза.
— Ты умеешь ездить верхом? — почти шепотом спросил он.
Розамунда кивнула, хотя и подозревала, что ее умения справляться с кобылой, привыкшей к повозкам, совсем недостаточно для благородной наездницы.
— Я пробовала ездить, правда только на деревенских лошадках, милорд.
— Пока тебе лучше путешествовать на носилках. А как ты чувствуешь себя в седле, выясним позже.
— А где же ваша дочь, милорд?
В ответ на ее нетерпеливый вопрос он уклончиво бросил:
— Отдыхает. Ты увидишь ее. В свое время. Как странно. Разве служанка не должна быть при своей госпоже?
— А те французские женщины… они тоже в услужении у вашей дочери?
— Были. А теперь они едут домой, в свою Францию. И скатертью дорожка!
Несколько солдат, учтиво склонив головы, помогли Розамунде забраться в носилки. Какова цель предпринятого сэром Исмея путешествия, они не знали. И даже не сказали Розамунде, как долго им предстоит быть в дороге. Носилки подняли и сразу же задвинули кожаные шторки. Розамунда негодующе снова их раздвинула, резко звякнув металлическими крючочками.
— Мне душно. Почему я должна задыхаться за этими толстыми занавесками? Нас ждут опасности? Вы поэтому меня прячете?
— Опасности? Да, и немалые. Так что не фокусничай. Сиди себе, отдыхай. Путь нам предстоит далекий.
Розамунду страшно раздражали бесконечные его недомолвки, но она уже поняла, что язык ей лучше не распускать. Как-никак сэр Исмей такой важный лорд. Она откинулась на обитую кожей спинку. Шелковые подушки и ширмочки. Как все богато. А покрывало из самого настоящего меха, коричневого и лоснистого, а на ощупь он даже нежнее шелка… «Дочку Исмея, небось, тоже несут в носилках», — подумала Розамунда. Но, глянув в шелку между шторами, увидела фуры и повозки. Всадники выстроились в каре вокруг ее носилок, а сам сэр Исмей ехал впереди: Розамунда узнала его черного жеребца по чуть подрагивающему смоляному хвосту.
Эдак через четверть часа одна из повозок отъехала вбок и свернула на дорогу, ведущую к Виттону. Розамунду это очень удивило: а туда-то зачем? Но спрашивать что бы то ни было бесполезно. Солдаты все равно ничего не знают, или им просто не велено вступать с нею в разговор. А значит, они будут попросту отмалчиваться.
Через несколько часов после отбытия сэра Исмея и его свиты гостиничный конюх обнаружил нечто ужасное. Парень тут же понесся к хозяину, бормоча про какую-то покойницу. Тело женщины, завернутое в ряднину, лежало в бочке с водой, припасенной для лошадей. По всему было видно, что ее удавили веревкой. Несколько слуг женщину признали: она покупала у знахарки мазь — для своей больной госпожи. А после ее уж никто не видал.
На третий день Розамунда, пренебрегши осторожностью, стала требовать, чтобы ее допустили к сэру Исмею. И снова принялась донимать своих охранников вопросами. Она устала от тесных носилок, которые раскачивались при передвижении, как корабль, ей было тошно сидеть тут одной-одинешенькой. Правда, каждый вечер их караван останавливался в придорожных корчмах, где Розамунде предоставляли лучшую комнату и несколько служанок. Они почему-то называли ее госпожой и, что было совсем уж непонятно, даже знали ее имя.
