— Да, очень, — согласилась Колин.
— Здесь немного жарковато. Похоже, ледяная скульптура ведет заранее проигранную битву.
— Да? А я не заметила.
Безнадежно. Порция терпеть не могла навязываться и уже решила было сдаться и отойти, когда заметила непонятные перемены в атмосфере. Уровень шума стих, а головы стали дружно поворачиваться. Она последовала примеру окружающих, чтобы тоже рассмотреть предмет всеобщего внимания.
И почувствовала, как земля уходит из-под ног.
На пороге стоял Боди. Массивная фигура была затянута в бежевый летний костюм безупречного покроя с шоколадного цвета сорочкой и галстуком неброского рисунка. Он выглядел очень элегантным, смертельно опасным мафиозным киллером. Ей хотелось броситься в его объятия и одновременно нырнуть под ближайший стол. Сегодня здесь собрались самые злые языки этого проклятого города. Только одна Тони Дюшетт способна заменить целую радиостанцию.
Колени подгибались, кончики пальцев немели. Что он здесь делает?
Она вдруг ясно увидела голого Боди, стоявшего перед небольшим столиком в гостиной, где лежала ее почта. Когда она подошла, он отодвинулся, но, должно быть, успел прочесть стопку приглашений, о которых она не упоминала: вечеринка в саду Моррисонов, открытие новой галереи на северном берегу, сегодняшняя благотворительная вечеринка. Он, должно быть, точно знал, почему она не пригласила его, и теперь намерен заставить ее платить.
От навязчивого запаха «Шалимара» Колин подкатила тошнота. Гангстерская улыбочка Боди не предвещала ничего хорошего. Он направился прямо к ней. Струйка пота стекла между грудями Порции. Этот человек не из тех, кто сносит оскорбления.
Колин стояла спиной к нему, и Порция не знала, как отвести беду.
Боди остановился за спиной Колин. Если старуха случайно оглянется, у нее будет инфаркт.
Насмешка превратила его голубые глаза в темный сланец. Он поднял руку… и опустил… на плечо Колин.
— Привет, солнышко.
Порция задохнулась. Боди только что назвал Колин Корбетт солнышком?!
Пожилая дама наклонила голову:
— Боди? Что ты здесь делаешь?
Мир закружился перед глазами Порции.
— Я слышал, здесь поят спиртным на халяву, — пояснил он, целуя морщинистую щеку.
Колин схватилась за его лапищу и капризно заметила:
— Я получила эту жуткую поздравительную открытку, которую ты послал на день рождения, и, знаешь, это было смешно.
— А я животик надорвал.
— Мог бы и послать цветы, как все порядочные люди.
— А тебе открытка понравилась куда больше этих веников, признайся!
Колин поджала губы.
— Не в чем мне признаваться. В отличие от твоей мамаши я отказываюсь поощрять подобное поведение.
Взгляд Боди скользнул к Порции, напоминая Колин о хороших манерах.
— О… Пола, это Боди Грей.
— Ее зовут Порция. И мы знакомы.
— Порция? — повторила почтенная леди, наморщив лоб. Ты уверен?
— Абсолютно, тетя Ки. Тетя Ки?!
— Порция? Ну прямо шекспириана! — воскликнула Колин, гладя Боди по руке. — Несмотря на устрашающую внешность, мой племянник абсолютно безвреден.
Порция едва заметно покачнулась на своих высоченных шпильках.
— Ваш племянник?
Боди поспешно сжал ее локоть. Мягкий зловещий голос скользнул по ней чернильно-черным шелком.
— Может, вам следует сесть и опустить голову пониже? Как насчет трейлерного парка и папаши- пьяницы? Как на счет тараканов и толпы шлюх?
Он все это сочинил! Разыгрывал ее, как девчонку. Морочил голову.
Этого ей уже не вынести.
Она повернулась и стала проталкиваться сквозь толпу. Мелькали удивленные лица, но она все бежала, бежала к выходу. Подальше отсюда. Жаркий ночной воздух, тяжелый от людского пота, автомобильных выхлопов и сырости, окутал ее. Она мчалась по улице, мимо закрытых магазинов, мимо заляпанных граффити стен. Ресторан «Бактаун» граничил с уединенным Гумбольдт-парком, но она продолжала идти, не зная и не желая знать, куда придет. Понимала только, что должна двигаться, иначе сердце просто разорвется. Мимо с ревом промчался туристический автобус, какой-то бродяга с питбулем бросил на нее хитрый, оценивающий взгляд. Город смыкался вокруг нее, горячий, удушливый, полный опасностей и угроз. Она сошла с тротуара.
— Твоя машина на другой стороне, — сообщил Боди.
— Мне нечего тебе сказать.
Он поймал ее за руку и оттащил обратно на тротуар.
— Может, извинишься за то, что все это время относилась ко мне как к куску мяса?
— О нет, нечего валить с больной головы на здоровую. Это ты лгал! Гнусные истории… тараканы, пьяный отец… Ты врал, врал, с самого начала. Ты не телохранитель Хита!
— Он прекрасно может сам о себе позаботиться.
— И все это время ты смеялся надо мной.
— Ну да, вроде того. Когда не смеялся над собой.
Он толкнул ее в тень убогого цветочного магазинчика с грязной витриной.
— Я говорил тебе все, что ты хотела услышать, если бы для нас с тобой был хотя бы шанс.
— По-твоему, отношения должны начинаться со лжи?
— По крайней мере это хоть какое-то начало.
— Значит, все это было заранее задумано?
— Вот тут ты меня поймала.
Он потер ее руки в тех местах, где секундой раньше безжалостно стискивал, и отступил.
— Сначала я дергал тебя за поводок, потому что ты меня доставала. Ты хотела жеребца, и я был более чем счастлив соответствовать, но уже довольно скоро возненавидел свое положение твоей грязной маленькой тайны.
Порция крепко зажмурилась.
— Ты не был бы тайной, если бы сказал правду.
— Верно. Тебе бы это понравилось. Могу представить, с какой гордостью ты демонстрировала бы меня своим приятелям, сообщая всем и каждому, что моя мать и Колин Корбетт — сестры. Рано или поздно ты пронюхала бы, что семья моего отца еще более респектабельна. Старый Гринвидж. Вот ты была бы счастлива, верно?
— Tы делаешь из меня какого-то жуткого сноба.
— Даже не пытайся отрицать! Никогда не видел человека, более озабоченного мнением окружающих!
— Это не правда. Я вполне самодостаточна. И не позволю, чтобы мной манипулировали.
— Вот именно. Страшно боишься, что править бал будет кто-то другой.
Он провел большим пальцем по ее щеке.
— Иногда мне кажется, что ты самый напуганный на свете человек. Так страшишься неудачи, что доводишь себя до безумия.
Она оттолкнула его руку, взбешенная до такой степени, что едва могла говорить.
— Да женщины сильнее меня ты вообще не видел!
— Ты проводишь столько времени, пытаясь доказать свое неизменное превосходство, что забываешь
