Сознание того, что Тори угрожает смертельная опасность, подгоняло Дру. Обычно он бывал спокоен и хладнокровен перед лицом напастей, но не теперь, когда в беду попала Тори. Одна мысль о том, что она может быть ранена или мертва, приводила его в содрогание.
Дру пробирался вдоль берега реки, сжимая в руке винчестер. Пробежав четверть мили, он оглядел нависавшие над рекой скалы. На уступе одной из них, ярдах примерно в двухстах от себя, он увидел медведя. Тори рядом с ним не было, но чувство мести заставило Дру броситься к рычащему зверю. Приближаясь к нему, он воображал себе растерзанное тело Тори, распростертое под этими острыми когтями и смертельными клыками.
Дру как одержимый карабкался по скале, пробираясь между валунами, пока чудище не оказалось на расстоянии выстрела. Сердце замерло в его груди, когда до него донеслись всхлипывания Тори. Припав к скале, Дру тщательно прицелился. Как только медведь поднялся на задние лапы, чтобы ударить по камню, который защищал Тори, Дру выстрелил. Пуля попала в заднюю лапу гризли. Раздался оглушительный рев, и зверь опустился на четвереньки, чтобы встретиться со своим врагом.
Дру снова прицелился, стараясь бить наверняка. Когда медведь оказался не более чем в двадцати футах от него, Дру спустил курок. Гризли пошатнулся и зарычал, но продолжал двигаться вперед. Испытывая огромное напряжение, Дру выстрелил в последний раз. Теперь медведь упал.
Дру, как молния, вскочил на ноги и обежал косматую тушу, которая загораживала ему путь. В каменной нише, защищенной валуном, сидела Тори. Ее фиалковые глаза были полны слез, лицо перепачкано, рубашка на плече порвана убийственными когтями.
Когда до сознания Тори дошло, что над ней вместо рычащего медведя склонился Дру, она выскочила из своего укрытия и бросилась в его объятия, рыдая, как испуганный ребенок. Она знала, что Дру терпеть не может слез, но была слишком напугана, чтобы сдерживать себя. Она только хотела, чтобы он оградил ее от пережитого кошмара и не отпускал, пока она вновь не обретет контроль над своими потрясенными чувствами.
– Теперь все в порядке, – утешал ее Дру, сжимая сильными руками.
Но Тори никак не могла успокоиться. Ей все еще чудился медведь, беспощадно преследовавший ее. Дру приказал ей глубоко вздохнуть, но она и после этого не перестала дрожать. Ноги были словно резиновые.
– Вонг! – наконец сумела выговорить Тори между судорожными всхлипами. – Его засыпало заживо!
– Я вытащил его, – ответил Дру, легонько прикасаясь губами к ее нахмуренной брови. – С ним все будет отлично.
Тори тяжело привалилась к нему и разразилась еще одним потоком слез. Дру, мягко поддерживая ее, начал боком спускаться по склону к реке. Когда он устроил Тори на траве, она сжалась в комок и снова разрыдалась.
Дру достал свой носовой платок, намочил в воде и вытер покрасневшие щеки Тори. Слабая улыбка тронула его губы, когда он вытирал блестящие слезинки, стекавшие из уголков ее фиалковых глаз. Влажные ресницы взметнулись вверх, и она посмотрела на него, а Дру упал в эти мерцающие глубины.
Внезапно преграды между ними пали. Оказавшись так близко к смерти, перенеся суровое испытание, Тори с особой яркостью поняла, какой драгоценной была каждая минута. Ее чувства вернулись к жизни перед лицом опасности, и теперь Тори хотела, чтобы место недавнего кошмара заняли сладкие грезы, мечтала разделить с Дру запертую внутри нее любовь. Нетвердой рукой Тори провела по морщинкам в уголках его небесно-голубых глаз, по губам, изогнутым улыбкой. Она заново изучала черты его лица, как будто они не виделись долгие годы.
Ее указательный палец опустился от его губ к темным волосам, которые проглядывали из-за шнуровки его рубашки. Упрямая гордость склонилась перед желаниями, которые прятались совсем рядом. Тори готова была принять все, что мог предложить ей Дру. Она стремилась слиться с ним в одно целое, чувствовать страсть вместо страха, ощущать себя под надежной защитой.
– Пусть мир исчезнет… – отрывисто прошептала она. Когда ее губы призывно раскрылись, как лепестки, Дру заключил ее в кольцо своих рук и опустился за ней на землю, смакуя сладость поцелуя. Волнение и решимость, которые поддерживали его во время неистовых поисков, трансформировались в неутоленную страсть. Дру пришлось заставлять себя быть мягким. Он стремился поглотить ее, растворить ее восхитительное тело в своем. Но он знал, что Тори нуждалась в нежном прикосновении, а не в разрушающей страсти после того, что она пережила, и стремился поцелуями и ласками прогнать все страхи, которые преследовали ее.
Его руки поклонялись ее изысканному телу, освобождая его от одежды. Он прогонял ее напряжение, заменяя страх теплым, покалывающим удовольствием. Его поцелуи, которыми он касался ее щек и шеи, были мягкими и легкими, как бархатные крылья бабочек. Ласки его были нежны, как ветер. Он шептал ей успокаивающие слова, которые изгоняли все страхи, в которых тонули воспоминания о рычащем гризли.
Когда солнце склонилось за скалистые пики и темнота заскользила по склонам, Дру отдал Тори свою любовь. Тори отдалась на волю неистовых, потрясающих душу ощущений, восхищаясь ими, как будто они были драгоценнее золота.
Дру обнимал жену, радуясь, что она жива и невредима, тогда как могла так легко погибнуть. Ее руки и губы странствовали по всему его телу.
Его губы жадно ласкали трепещущие пики ее грудей, а кончики пальцев кружили по ее животу. Он шептал, как она нужна ему, позволяя ей слышать его слова, и чувствовал, как они вибрируют на ее коже. Его ладони скользили по ее бедрам со всепоглощающей нежностью.
От его сокровенных ласк Тори не хватало воздуха. Ее дрожащее тело стремилось к нему, жаждало большего, чем поцелуи и ласки.
Дру поднялся над Тори, пристально вглядываясь в эти сверкающие глаза, горящие страстью. Дру не мог вспомнить ни одной женщины, которая вызывала бы у него столь сильные чувства. Он смотрел на Тори, сгорая от неописуемого желания.
Он приблизился к ней, позволяя своей нежности обратиться в пылкую страсть. Его тело призывало ее, как будто она была его частью, и Тори с радостью встречала каждое глубокое, требовательное движение, приникая в неистовой тоске.
Их тяга друг к другу была неконтролируемой. Неистовые эмоции взывали об освобождении. Он