пострадавшим, спасателям пришлось вырезать их из искореженного металла.
Однокомнатная квартира Анатолия Доленко оказалась в идеальном порядке. Тридцатилетний холостяк любил свое жилище и поддерживал в нем стерильную чистоту. После смерти матери он обставил квартиру современной мебелью, сохранив, тем не менее, те вещи, которыми мать дорожила.
На стене висела старинная икона Богородицы, именуемая Иверскою. Эту икону мать особенно чтила. Около стены стоял диван, на котором она любила отдыхать.
Субботин проникший в квартиру Доленко с помощью отмычки, надеялся найти нечто, проливающее свет на загадочную смерть Максимова и его охранника. Перерыв все, что можно, и не найдя ничего стоящего, Субботин решил передохнуть, достал сигареты, закурил. Медленно обвел глазами комнату. Взгляд его остановился на иконе Богородицы. Майор подошел ближе, поднял руки и осторожно снял ее со стены. Интуиция не подвела его. За иконой он обнаружил небольшой сейф, вделанный в стену. Ключ от сейфа он нашел в связке ключей, которую достал из кармана пиджака покойного Доленко.
В сейфе Субботин обнаружил несколько общих тетрадей с дневниками Доленко. Кроме них в сейфе находилось десять тысяч долларов США и автоматический пистолет «Глок». Он немного перевел дух. Значит, ему все-таки повезло. Последняя тетрадь начиналась маем 1996 года и была почти целиком посвящена роману с Машей Кирилловой и его планами на ближайшее время.
Казарян попросил съездить к заболевшему директору подписать контракт. День такой ясный, теплый, солнечный. Подъехал к дому, позвонил в дверь. У меня защемило сердце, когда я увидел ее. Маша, Машенька… Это роскошная женщина и когда она взглянула на меня, я понял, что тоже произвел на нее впечатление.
Она — жена нашего директора Максимова. Не пойму, что она нашла в этом старике? Ему уже шестьдесят, а Машеньке только двадцать восемь. Правда, он богат, умен и хорошо известен в научном мире. Но этого мало для счастья. Думаю, что ей скучно с мужем, который все время занят наукой, работает, разъезжает по разным командировкам. Надо будет как-нибудь спросить у нее об этом…
Субботин перевернул очередную страницу. Оказывается, молодая женщина целые дни проводила дома, детей у нее не было и она изнывала от скуки. А тут на горизонте появляется молодой и красивый старший инженер. Ситуация хорошо известная.
Весь день светит яркое весеннее солнце. Я счастлив. Максимов улетел в Штаты на какой-то международный симпозиум на неделю. Маша позвонила, а потом приехала ко мне. Был длинный разговор. Никак не могли досыта наговориться. Маша, кажется, любит меня. Во всяком случае, она осталась у меня. Это была восхитительная ночь…
«Произошло то, что и должно было произойти, — подумал Субботин. — Во всяком случае, возникшее между ними чувство было бескорыстным и искренним». Он продолжил чтение чужих откровений.
Изредка встречаюсь с Машей. Максимов что-то подозревает. Устраивает скандалы. Я не могу больше делить Машу с этим стариком. Он мешает нашему счастью. У него есть деньги, мировая известность, слава… Зачем ему еще Маша? Сам он от нее не откажется. Придется с ним что-то решать… Сам я не могу. Ведь подозрение сразу же падет на Машу и меня. Надо кого-то найти…
Если найду подходящего человека, придется хорошо заплатить. Надо раздобыть деньги, много денег. В проходной «Центра» в охране работает Оля. Ей девятнадцать лет. Я ей нравлюсь. Она никогда меня не проверяет. Из готовой продукции взял килограмм «красной ртути» и вынес через проходную, когда дежурила Оля. Продал за семьдесят тысяч долларов. Теперь можно поискать исполнителя…
Так вот, оказывается откуда у Доленко деньги. Интересно, кого же он нашел, кто согласился выполнить его заказ?
Правильно говорят, что тринадцать — несчастливое число. Меня задержали в проходной при попытке вынести полкилограмма «красной ртути». Думал, что будет дежурить Оля, а она взяла отпуск для сдачи экзаменов в институт. Дежурила другая. Я показался ей подозрительным. Вызвала охранника с прибором, реагирующим на радиоактивный продукт. Обнаружили эти полкилограмма. Отобрали. Обещали завести уголовное дело и выгнать с работы. Позор! Хорошо, что заступился Казарян и замял эту кражу. Я у него в неоплатном долгу.
Казарян пригласил к себе на дачу. Это шикарный двухэтажный особняк, сад, бассейн, теннисный корт, гараж и высокая двухметровая стена, окружающая дачный участок. Несколько машин в гараже. Среди них красный «Ягуар». Казарян сказал, что дело о краже ртути против меня пока возбуждать не будут. Но на ходатайстве о прекращении дела должна стоять подпись директора. А Максимов уперся. Требует передать дело в суд. Я очень расстроился. Немного выпили. После этого Казарян вдруг высказался: «Анатолий, сильно не переживай. Ситуацию можно исправить».
Может, он прочитал мои мысли? Меня даже в пот бросило. Спросил: «Как это исправить ситуацию?»
Он смотрит на меня ясными глазами и произносит четко, почти спокойно: «Как было бы хорошо, если бы Максимов вдруг исчез. Я бы занял освободившуюся должность директора, защитил бы тебя от судебного преследования, перевел бы на должность ведущего инженера или лучше начальника отдела. Как тебе такая перспектива? Нравится?»
Он так и сказал «исчез». Потом засмеялся и сказал, что это пустые мечты. Кто его тянул за язык?
Но высказанная им мысль запала мне в душу. Выпили хорошего коньяку, Казарян вдруг хитро ухмыльнулся и перебил меня на полуслове: «Анатолий, ты выиграешь от исчезновения Максимова гораздо больше, чем я. Ведь я знаю, что Маша Кириллова тебя любит. Если ты женишься на ней, то станешь очень богатым человеком. Молодая вдова унаследует почти четыре миллиона долларов. Тебе не придется больше воровать изотопы».
Я спросил: «Какая вдова? Ведь Максимов-то жив».
В ответ — бормочет еле слышно: «Все может мгновенно измениться. Сегодня жив — завтра мертв. Если ты хочешь разбогатеть, то должен быть решительным».
Я взглянул на него и спросил: «Вы предлагаете мне ликвидировать Максимова?»
Молчит в ответ, смотрит на меня долго и пристально, потом нервно так губы облизывает и говорит: «Ты что, Толя? С чего ты взял? Ты явно перебрал. Я тебе ничего не предлагал».
Листая рукописные страницы, майор натолкнулся на одну или две, на которых аккуратный почерк старшего инженера превращался в безобразные каракули. Написанный им текст был бессвязным, пустым и безумным. Видимо, Доленко писал его, изрядно выпив и будучи готовым к беседе с унитазом.
Субботин пробегал глазами страницу за страницей. Чем ближе к августу, тем острее ненависть к Максимову и лихорадочней любовь к Маше Кирилловой. Это уже не любовь даже, а какая-то истерика, паника, страсть. Так. А вот это уже любопытно…
