— Но это же глупо, старина. Вернешься через три месяца, и всю твою хандру как рукой снимет. Будешь здоров, как прежде.
— Нет. — Он упрямо качал головой. — Если я прерву работу, то уже больше к ней не вернусь. Прервать работу означает сдаться, а это конец всему.
— Давай все же рискнем. Если хочешь, уезжай на полгода, — мы не боимся, что ты нас покинешь. Без работы жизнь будет тебе не мила.
Они взяли на себя все хлопоты, связанные с поездкой. Ведь они любили Энсона, — его любили все, — и свершившаяся с ним перемена нависла над фирмой, как туча.
Рвение, которое неизменно сопутствовало всякому делу, участливое отношение к равным и подчиненным, неизменная заразительная бодрость — за последние четыре месяца нервное перенапряжение заглушило эти черты, и они сменились унылой суетливостью сорокалетнего человека. При заключении всякой сделки он стал теперь лишь обузой и бременем.
— Если я уеду, то не вернусь никогда, — сказал он. За три дня до его отплытия Паула Леджендр-Хэгерти умерла во время родов. Я тогда часто его видел, потому что мы собирались вместе плыть через океан, но впервые за долгие годы нашей дружбы он ни словом не обмолвился со мною о своих чувствах, и сам я не замечал в нем ни малейших признаков душевного волнения. Больше всего его заботило, что ему уже тридцать лет, — во всяком разговоре он искал случая напомнить об этом, а потом умолкал, словно полагая, что слова эти вызывают у собеседника череду мыслей, которые красноречиво говорят сами за себя. Подобно его компаньонам, я был поражен происшедшей в нем переменой и обрадовался, когда пароход «Париж» пустился в путь по водной стихии, разделяющей континенты, и его заботы остались позади.
— Не выпить ли нам? — предложил он.
Мы пошли в бар с чувством приподнятости, обычным в день отъезда, и заказали четыре «мартини». После первого коктейля он вдруг преобразился — неожиданно простер руку и хлопнул меня по колену с веселым оживлением, какого я не замечал за ним уже много месяцев.
— Ты обратил внимание на ту девушку в красном берете? — спросил он. — У нее румяные щечки, и провожали ее двое полицейских сыщиков.
— Она и впрямь хорошенькая, — согласился я.
— Я справился по списку у помощника капитана и узнал, что она здесь без сопровождающих. Сейчас позову стюарда. Вечером мы с ней пообедаем.
Вскоре он меня покинул, а через час уже прогуливался по палубе в ее обществе, разговаривая с нею звучным, звонким голосом. Ее красный берет ярким пятном выделялся на фоне зеленовато-серого моря, и время от времени она стремительно вскидывала голову с улыбкой, выражавшей удовольствие, любопытство и предвкушение чего-то нового. За обедом мы пили шампанское и славно повеселились — а потом Энсон играл в бильярд с завидным увлечением, и некоторые пассажиры, видевшие нас вместе, расспрашивали меня, кто он такой. Когда я уходил спать, он и девушка болтали и смеялись на диванчике в баре.
За время плаванья я видел его реже, чем мне хотелось бы. Он пробовал сколотить компанию из четверых, но для меня дамы не нашлось, и мы с ним встречались только за столом. Правда, иногда он пил коктейли в баре и рассказывал мне про девушку в красном берете и про все перипетии их знакомства, приукрашая их, по своему обыкновению, причудливыми и забавными подробностями, и я радовался, что он снова стал самим собой или, по крайней мере, таким, каким я его знал и понимал. Думается мне, он бывал счастлив, только когда какая-нибудь женщина в него влюблялась, тянулась к нему, как металлические опилки тянутся к магниту, способствуя его самовыражению, что-то ему обещая, не знаю, что именно. Быть может, это обещало ему, что на свете всегда будут женщины, готовые пожертвовать самой светлой, самой свежей и чудесной порой своей жизни, дабы хранить и оберегать чувство превосходства, которое он лелеял в душе.
На улице, где живет столяр
Автомобиль остановился на перекрестке Шестнадцатой улицы и какого-то грязноватого переулка. Женщина вышла, а мужчина с маленькой девочкой остались внутри.
— Я скажу ему, что больше двадцати долларов платить не собираюсь, — заявила дама.
— Ну, будь по-твоему. А эскизы у тебя с собой?
— Ах, да, — женщина нагнулась, чтобы достать сумочку с заднего сиденья, — ну, вот, теперь все в порядке.
— Dites qu'il ne faut pas avoir les forts placards, — попросил мужчина, — ni le bon bois.13
— Ладно.
— Опять вы по-французски, — протянула девочка.
— Et il faut avoir un bon по высоте. L'un des Murphys etait comme ca.14
Он показал рукой ярда на полтора от земли. Женщина вошла в подъезд, в котором, судя по вывеске «Шкафы, ларцы, шкатулки», жил столяр, и стала подниматься по лестнице.
Не зная, чем занять себя, мужчина и девочка начали рассматривать прохожих, улицу. Красные кирпичные дома. Тишина. Покой. Вдалеке возились какие-то негры да изредка проезжали автомобили. Стоял солнечный ноябрьский день.
— Знаешь что, — вдруг сказал мужчина, — а я тебя люблю.
— Я тебя тоже, — откликнулась девочка и благовоспитанно улыбнулась.
— Посмотри-ка, — вновь обратился к ней мужчина, — видишь домик на той стороне?
Девочка взглянула — за магазином примостилась квартирка, и, хотя на окнах были занавески, чувствовалось, что в комнате кто-то есть. На одном окне то и дело хлопала незакрепленная створка ставни. Ни мужчине, ни девочке бывать здесь раньше не доводилось.
— За этими шторками томится принцесса, — сказал мужчина, — так просто ее не увидишь. Великий Людоед сторожит ее день и ночь. Ты ведь помнишь Великого Людоеда?
— Помню.
— Принцесса — красавица, ни в сказке сказать, ни пером описать, волосы до пят — словно чистое золото.
И они стали внимательно наблюдать за домом. В окне промелькнула чья-то фигурка в желтом платье.
— Вот и сама принцесса. Великий Людоед приказал всем глаз с нее не спускать. Он и короля с королевой упрятал в глубокое подземелье. И не видать принцессе свободы, пока принц не найдет три… — Мужчина запнулся.
— Три чего? Ну же, папа?
— Три… Смотри-ка, она опять показалась в окне.
— Три чего?
— Три… три волшебных камешка. Они и помогут принцу вызволить короля с королевой.
Он зевнул.
— А дальше что?
— Дальше? Он подъедет к этому дому, постучит три раза в каждое окно, и принцесса вновь будет на свободе.
Наверху, в окне мастерской показалось лицо дамы.
— Мне придется подождать, — крикнула она. — Вы только посмотрите, какой денек выдался!
— Расскажи еще, папа, — попросила девочка, — а зачем Людоед держит ее под стражей?
— Он гневается, потому что его не пригласили на крестины. Но не бойся, принц уже нашел один камешек в комоде с воротничками президента Кулиджа. Сейчас он отправился за вторым в Исландию. Стоит ему увидеть волшебный камешек, и комната, где томится принцесса, сразу озаряется голубым светом. Ух ты, гляди-ка.
— Где, папочка, где?
— Ты отвернулась, а в комнате полыхнул голубой свет. Выходит, принц отыскал и второй камешек.
— Ух ты, — воскликнула девочка, — опять голубой свет. Значит, и третий камешек есть.
Увлеченный игрой, мужчина опасливо огляделся, голос его звучал возбужденно.
