— Убираю со столов в Бордерлайне. Лучшая мексиканская кухня в городе.
— Религия?
Вопрос его не удивил, но и не обрадовал.
— Ты сказала, что задашь парочку коротких вопросов. Этот уже четвертый?
— Религия? — спросила я тверже.
Патч задумчиво провел рукой по нижней челюсти.
— Не религия… культ.
— Ты принадлежишь к культу? — я запоздало поняла, что, пусть я и удивилась, но это было ожидаемо.
— Ну, раз уж это всплыло, то мне как раз нужна здоровая девушка для жертвоприношения. Сначала я хотел было заставить ее проникнуться ко мне доверием, но если ты готова сейчас…
На моем лице не осталось и тени улыбки.
— Не впечатлил.
— Да я еще даже не пытался.
Я спрыгнула со стола и встала перед ним. Он был на целую голову выше.
— Ви сказала, что ты нас старше. Сколько раз ты уже проваливал биологию за 10-ый класс? Один? Два?
— Ви не мой пресс-секретарь.
— Отрицаешь, что провалился?
— Я тебе говорю, что не ходил в школу в прошлом году, — его глаза смеялись надо мной. Что еще больше уверило меня в своей правоте.
— Ты прогуливал?
Патч положил кий на стол и поманил меня пальцем, я не подошла.
— Страшная тайна, — сказал он таинственным голосом, — я никогда раньше не ходил в школу. Еще одну тайну? Это оказалось не так скучно, как я ожидал.
Он врал. Все ходят в школу. Есть же законы. И он врал, чтобы разозлить меня.
— Ты думаешь, я лгу, — улыбаясь, сказал он.
— Ты никогда не ходил в школу? Допустим, это так, как ты и утверждаешь, хоть я тебе и не верю, тогда что заставило тебя пойти в этом году?
— Ты.
Во мне проснулся страх, но я сказала себе, что именно этого он и добивается. И вместо этого, я, придерживаясь выбранной линии поведения, постаралась выглядеть раздраженной. Хотя мне все равно потребовалось время, чтобы ко мне вернулась речь.
— Это не настоящая причина.
Видимо, он сделал шаг ко мне, потому что внезапно наши тела оказались разделены лишь тонкой воздушной гранью.
— Твои глаза, Нора. Твои холодные, светло-серые глаза удивительно и невероятно притягательны, — он склонил голову, словно рассматривая меня под новым углом, — и эта убийственно изогнутая линия губ.
Испуганная не столько его замечанием, сколько той частью меня, что отреагировала на это с радостью, я отступила назад.
— Хватит. Я ухожу.
Но как только слова слетели с моих губ, я поняла, что это неправда, мне очень хотелось сказать ему кое-что. Пытаясь разобраться в хороводе мыслей в своей голове, я искала то, что хотела сказать ему. Почему он был таким саркастичным, и почему вел себя так, словно я сделала что-то, чем заслужила такое обращение?
— Похоже, ты многое знаешь обо мне, — сказала я, в тысячу раз преуменьшая действительность, — больше чем должен. Похоже, что ты точно знаешь, что сказать, чтобы я чувствовала себя неловко.
— Ты упрощаешь задачу.
Вспышка гнева пронеслась во мне.
— Ты признаешь, что делаешь это специально?
— Это?
— Достаешь меня.
— Скажи «достаешь» еще раз. Твои губы выглядят очень соблазнительно, когда ты это произносишь.
— Мы закончили. Можешь продолжать играть, — я стянула его кий со стола и протянула ему. Он его не взял.
— Мне не нравится сидеть рядом с тобой, — сказала я, — мне не нравится быть твоим напарником. Мне не нравится твоя снисходительная улыбочка.
Мои челюсти сжались, что обычно случалось, когда я врала. Я задумалась, врала ли я в тот момент и, если так и было, мне захотелось дать себе пинка.
— Ты мне не нравишься, — произнесла я как можно убедительнее и ткнула в него кием.
— Я рад, что тренер посадил нас вместе.
Я уловила легкую иронию на слове «Тренер», но мне не удалось разгадать ее скрытый смысл. В этот раз он взял кий.
— Я работаю над тем, чтобы это исправить, — ответила я.
Патчу это показалось настолько забавным, что он широко улыбнулся. Он потянулся ко мне, и до того, как я успела отшатнуться, вытащил что-то у меня из волос.
— Бумажка, — объяснил он, кидая ее на пол. Когда он протянул руку, я заметила отметину на его запястье. Сначала я решила, что это татуировка, но, приглядевшись, увидела, что это красновато- коричневое, едва выступающее над кожей, родимое пятно. Оно имело форму кляксы.
— Несчастливое место для родимого пятна, — сказала я, нервозно отметив про себя, что оно находится на том же месте, что и мое.
Патч непринужденно, однако это было заметно, отдернул рукав вниз, закрывая запястье.
— Тебе бы хотелось, чтобы оно было на более интимном месте?
— Мне бы нигде его не хотелось, — я не была уверена, что это прозвучало верно, и я повторила попытку, — Мне было бы все равно, если бы его не было вообще, — я попыталась в третий раз, — Меня не интересует твое родимое пятно. Точка.
— Еще вопросы? — спросил он, — Комментарии?
— Нет.
— Тогда увидимся на биологии.
Я хотела сказать ему, что мы больше никогда не увидимся. Но мне не хотелось второй раз за день брать свои слова обратно.
Позже ночью легкий шорох разбудил меня. Я лежала, прижав лицо к подушке, все мои чувства были обострены до предела. Моей мамы иногда не было в городе по меньшей мере с месяц, так что я привыкла спать одна, и уже давным-давно не представляла себе звука крадущихся в мою спальню шагов. По правде говоря, я никогда не чувствовала себя в одиночестве. Как раз после того, как моего отца застрелили в Портленде, когда он покупал маме подарок на день рождения, ощущение чьего-то присутствия прочно вошло в мою жизнь. Как будто кто-то кружил вокруг меня, наблюдая на расстоянии. Сначала это призрачное присутствие пугало меня до ужаса, но когда ничего плохого так и не случилось, моя тревога рассеялась. Я стала раздумывать, была ли в том, что я чувствую, какая-то высшая цель. Может быть, это был дух моего отца. Как правило, такие мысли меня успокаивали, но сейчас все было по-другому. Присутствие холодило кожу.
Чуть повернув голову, я увидела тень, тянувшуюся через пол. Я резко развернулась в сторону окна, лунный свет был единственным источником света, способным создать тень. Но там ничего не было. Я накрыла голову подушкой и сказала себе, что это всего лишь облако затенило на время луну. Или кусок мусора, поднятый вверх ветром. Несколько минут я пролежала, ожидая, когда мой пульс успокоится.
К тому времени, когда я набралась смелости подойти к окну, двор за ним был пуст и спокоен. Единственным шумом было царапанье веток деревьев по дому и звук моего сердца, бешено стучащего в
