нелепое подозрение, что зверь просто зевнул. Возможно, хищник слишком самоуверен и считает, что конь и всадник от него не уйдут. Пока он раздумывал, темнота впереди сгустилась, словно кто-то встал между жертвой и огромным зверем. Мелькнуло бледное лицо. Его камень снова начал просыпаться…
— Бете, прекрати!
Голос был громкий и властный. Жеребец как по волшебству моментально успокоился. Capo почувствовал, что его собственная воля будто улетучилась, а руки, которые он поднял, чтобы укрыть камень, упали и безвольно повисли. Затем тень исчезла из виду, и одновременно пропал зверь. Когда с половинки луны, висевшей в небе, соскользнуло облако, Capo увидел перед собой человека по имени Виралай. На руках он держал свою черную кошку.
Capo посмотрел на то место, где был хищник, но тот исчез, бесшумно растаяв в ночи.
— Пойдем со мной, — произнес бледный человек тем же властным голосом, и хотя что-то внутри Capo противилось этому, его руки подобрали поводья, и он услышал свой голос:
— Пойдем.
Все оказалось гораздо проще, чем представлял себе Виралай. Он рискнул воспользоваться повелительным голосом Мастера, хотя это было рискованно, и вот кошка покорно лежит у него на руках, а мальчик и конь следуют за ним под сень апельсинового дерева, растущего чуть ниже городской стены. Здесь они и укрылись, после чего он поспешил назад в замок, чтобы забрать самые необходимые вещи — прежде всего манускрипт Рахе и фальшивое серебро, которое он сотворил с таким тщанием, — по крайней мере столько, сколько сможет унести. Тяжело дыша после быстрого подъема по лестнице, он посадил кошку в плетеную корзину, удивляясь, что она еще не вышла из повиновения и не пытается укусить его за палец, как обычно, уложил в мешок манускрипт, немного одежды, снадобье Алисии, плащ, нож, два тяжелых слитка серебра, изготовленного из олова, сушеные травы, перо и бутыль с чернилами, а также несколько свитков пергамента, с которыми он работал; если бы их обнаружили лорды Фарента и Кантары, его сочли бы преступником.
На обратном пути он вдруг подумал, что следует взять что-нибудь для Алисии. Ведь он собирался вернуться в стан кочевников, да еще с Capo. Два рта в такое тяжелое время — кто не назовет их лишними, не говоря уже о том, что они навлекут опасность на приютивших их людей, потому что его исчезновение не останется незамеченным. Конечно, в таких условиях подарок — всего лишь дань вежливости, но это покажет, что Виралай понимает всю значимость помощи, которой просит. Поднявшись на третий этаж, он вошел в боковую дверь, стараясь идти тихо, насколько это возможно с мешком на груди и корзиной с кошкой за спиной. Он точно знал, какой подарок Алисия оценит выше всего.
На кухне было тихо, если не считать похрапывания пекарей, спящих прямо возле хлебной печи. Хотя до рассвета оставалось еще несколько часов, скоро им надо будет вставать и приниматься за дело: свежий хлеб и великолепную выпечку из Йетры вспоминали все, кому посчастливилось их попробовать, а остальные мечтали, что когда-нибудь это удастся и им; но появлялись они каждое утро на столах знати не благодаря волшебству, а в результате тяжелого труда хлебопеков. Прокравшись мимо них, Виралай скользнул в холодный чулан, где хранились редкостные специи. С потолка свисали пучки ароматных трав — зеленые, золотистые, красноватые; здесь были сафлор, конопля, вербен, дербенник и прочие пахучие растения; на полках у стены стояли большие горшки, знаменитая голубая йетранская керамика, — в них хранился собранный в этом году урожай львиных крокусов. Из каждого цветка осторожно вынимали состоящие из трех частей янтарные пестики, высушивали и использовали как краситель и приправу для целой дюжины экзотических блюд. Но Виралай знал, что если измельчить пестики в порошок, то им можно найти и другое применение. Он снял с полки один из тяжелых горшков, высыпал его содержимое на кусок ткани и завязал в узелок. Алисии понравился бы этот горшок, но он не мог его взять и поэтому поставил на место. Засунув узелок в свой мешок, он повернулся, собираясь уходить. Но в дверях стояла собака — не борзая из охотничьей своры, а черный с подпалинами злобный пес неопределенной породы с квадратной челюстью и уродливой башкой. Из пасти на каменные плиты капала слюна. Виралай усмехнулся.
— Ложись, — сказал он зверю. — Спи.
Но произнес он это не громко, как Мастер, а тихо и неуверенно. Пес зарычал и сделал шаг вперед. Виралай отступил назад. За его спиной в корзине завозилась кошка.
С собаками у Виралая всегда возникали проблемы. Они инстинктивно не любили его. Вообще многие животные питали к нему неприязнь — по непонятной причине, потому что он старался обходиться с ними по-доброму. У собак большие зубы, и он всегда думал, что даже одним укусом собака может убить, и псы, вероятно, чувствовали в нем эту тревогу. Обычно он избегал их; если же не удавалось, он старался стать незаметным или недосягаемым для них. Этот пес, однако, задался целью добраться до него. Простой уловкой здесь не отделаться.
Страх заставил его мозг работать. Приказать не удалось; что еще можно сделать? Аккуратно упакованный манускрипт мага лежал на самом дне мешка — потребуется слишком много времени, чтобы достать его и найти подходящее заклинание. Но и тогда ему потребуется магическая помощь кошки, а держать кошку перед мордой этого чудища — полнейшая глупость. Он лихорадочно думал. Настойка из пестиков, которые он только что украл, вызывает сильную сонливость, но ее нужно еще приготовить. Поскольку все мирные средства недоступны, остается одно — грубое насилие. Он огляделся, отчаянно пытаясь обнаружить хоть что-нибудь, похожее на оружие. Стекло, керамика, сушеные травы. Все бесполезно. Нужна скалка, или черпак, или большой нож для разделки мяса, но их нет. Горшки тяжелые, это так, но звук разбитого горшка и тот хаос, который начнется, если он сразу не раскроит псу череп, неизбежно выдаст его, а это значит конец всех замыслов. К тому же с дорогими специями в мешке он, безусловно, будет уличен в воровстве.
Пена в пасти зверя начала пузыриться — он издал угрожающее рычание. Уши приподнялись. Пес припал к полу, подбирая задние лапы, — это выглядело почти смешно, но означало, что зверь готовится напасть. Не думая больше о возможных последствиях, Виралай схватил самый большой горшок, до которого мог дотянуться, и что было сил бросил его во врага.
Йетранекая керамика славилась во всем цивилизованном мире своей утонченностью и поразительной голубой глазурью — ее умели изготовлять только в Вечном городе. В Древнем языке Тильзенской равнины понятия «голубое» и «небо» обозначались одним словом; когда йетранцы говорили «голубой», то имели в виду насыщенный, без всяких оттенков цвет чистого летнего неба. Но прочностью эта керамика не отличалась: горшок угодил псу в череп и разлетелся на сотню мелких осколков. Теперь в чулане повсюду был шафран: он покрыл полки, огромную тушу собаки, весь пол. Виралай надеялся, что собаку отпугнет резкий запах, но он глубоко ошибался.
Разъяренный ударом, от которого он прикусил язык, раздраженный желтой пылью, забившей ему ноздри, пес угрожающе двинулся вперед, роняя на пол кровь и пену. Виралай сорвал со спины корзину с кошкой и выставил перед собой. Так поступают трусы и, наверное, глупцы, но больше он ничего придумать не смог.
Пес прыгнул с такой силой, что Виралая отбросило назад, и он упал, ссадив локоть о полку и больно ударившись затылком о холодный каменный пол. Он оказался в ловушке: длинная корзина, лежавшая у него на груди, застряла меж узких стен, а сверху навалился всей своей тяжестью пес. Раздались шипение и рычание, затем корзина распалась на части, и он почувствовал, как собачьи лапы уперлись в его грудь. Из легких вышел весь воздух; перед глазами замелькали какие-то мошки, и он подумал, что сейчас его вырвет. Он уже думал, что вот так и умрет — позорно, на полу в чулане, совершив посреди ночи кражу приправ, и глотку ему разорвет какая-то бешеная дворняга, но неожиданно тяжесть с груди исчезла. Вернулось дыхание, после чего послышалось жалобное хныканье; хныкал скорее всего он сам, но наверняка определить не мог, потому что был сильно потрясен.
Какое-то время было тихо, потом донеслись голоса из кухни — то ли кто-то из пекарей разговаривал во сне, то ли кого-то разбудил шум, определить было невозможно.
В высшей степени осторожно Виралай принял сидячее положение. От собаки не осталось и следа — только мерзкие капли крови и слюны на каменных плитах. Повсюду валялись куски разломанной корзины. Бете исчезла.
Вместо нее был Зверь размером со льва и черный как ночь. Клыки были окровавлены, а в глазах светился разум.
