эксперимента, то мы не знаем, как именно он воздействует на память, вполне возможно, что некоторые воспоминания о вчерашнем к тебе вернутся. Именно поэтому я хотел бы задать тебе несколько вопросов. Иногда слово или образ могут помочь вспомнить то, что, казалось, прочно забыто. Если у тебя нет ответа — не беда. Если в голову придет какая-нибудь идея, какой бы странной она тебе ни представлялась, не важно, даже если это не имеет отношения к изнасилованию, не медли и говори. Возможно, по ассоциативной цепочке мы сможем добраться до какого-то важного воспоминания.
— Я понимаю, доктор, понимаю.
Они уже хотели приступить, когда в дверь палаты постучали. На пороге стояли родители Катрин с едва заметными улыбками на испуганных лицах. Им было явно неловко в праздничной одежде. Сиреневая шляпка матери Катрин в данных обстоятельствах выглядела немного нелепо, отец был облачен в свой парадный костюм — это нужно было видеть! В руках он держал довольно большую коробку, по всей видимости подарок, судя по золотой бумаге и широкой темной ленте, наверху скрепленной пышным бантом темно-зеленого цвета.
Реакция дочери расстроила их. Вместо того чтобы обнять родителей, Катрин начала кричать:
— Я не хочу вас видеть! Слышите меня, не хочу видеть! Вы больше мне не родители! Я ненавижу вас. Все, что со мной произошло, — все из-за вас!
— Но, Катрин, — мягко перебил ее Томас, пытавшийся успокоить девушку, — родители пришли навестить тебя. И кажется, твой отец принес очень милый подарок.
Родители улыбались, безусловно соглашаясь с мудрыми словами доктора.
Не вняв доводам здравого смысла, Катрин принялась искать вокруг какой-нибудь предмет, чтобы запустить им в головы родителей, и, не найдя ничего лучше, чем телефонный аппарат, который к тому же был для нее источником мучительных терзаний, кинула его.
Аппарат рухнул на пол у самых их ног. Томас, решив разрядить ситуацию, попросил родителей Катрин пройти с ним в коридор.
— Господа, думаю, что вам лучше прийти позже. Скажем, завтра. Ваша дочь перенесла очень серьезное потрясение и не в состоянии говорить с вами сейчас. Впрочем, это нормально, и вам не стоит придавать этому слишком большое значение.
Отец Катрин, который поначалу смотрел на Томаса насупив брови, несомненно, узнал психиатра, за несколько часов благодаря телевидению получившего печальную известность (он видел его мимоходом несколькими днями раньше в клинике). Но, исполненный почтения к авторитету, которым так естественно наделяют каждого последователя Эскулапа, он побоялся совершить промах. Ведь если бы психиатр в самом деле был виновен, то почему он оказался не в тюрьме, а в палате своей жертвы? Что-то здесь не сходилось!
Он посмотрел на жену, которая, похоже, мучилась теми же сомнениями. Это обстоятельство укрепило мужчину в его подозрениях. Томас верно истолковал их реакцию:
— Я не насиловал вашу дочь. Кто-то пытается меня подставить. Но у полиции нет ни одной улики против меня, им пришлось оставить меня в покое.
Отец, по всей видимости, был наполовину убежден данными объяснениями. Его жена успокоенно улыбалась. У этого психиатра было лицо, внушающее доверие, он явно не походил на преступника. И потом, такой видный мужчина — к тому же врач — никогда бы не опустился до того, чтобы взять женщину силой, тем более юную пациентку, в порыве отчаяния пытавшуюся покончить жизнь самоубийством.
Она настоятельно дала понять мужу, что лучше подчиниться и что доктор Гибсон прав.
Муж опустил голову.
— Это для вашей дочери? — спросил Томас, указывая на подарок.
— Да, — поспешил ответить отец.
— Я могу передать его от вашего имени. Возможно, это лучший способ уговорить ее. Если только вы не хотите вручить его завтра лично.
— Нет, нет, пожалуйста, передайте, это хорошая мысль, — заговорил отец.
— Очень хорошая, — подтвердила мать.
Господин Шилд, покончив с колебаниями, отдал коробку Томасу, который заверил их, что дочь вне опасности. Он советовал им прийти через сутки. Наверняка Катрин смягчится и будет настроена более доброжелательно. Перед тем как уйти, они попытались заглянуть в дверь палаты, чтобы увидеть Катрин напоследок. Но та нарочно отвернула голову, чтобы не встречаться с ними взглядом.
Они не настаивали.
С коробкой в руках Томас вернулся в палату.
— Я не хочу! Не хочу, чтобы этот подарок был здесь! Они за восемнадцать лет не подарили ничего, а теперь проснулись! Слишком поздно!
Томас не хотел касаться этой темы, которая, вероятно, будет обсуждаться на терапии немного позже, если человеческая справедливость даст ему шанс.
— Хорошо, я поставлю его здесь. Откроешь, если захочешь. Если нет, скажешь, чтобы тебя от него избавили.
Она не возражала. Томас поставил: коробку в угол, подобрал телефон и без комментариев вернул его на место у изголовья кровати.
— Катрин, я просто хочу задать тебе напоследок вопросы.
— Если хотите, — сказала девушка, поглядывая на подарок в углу с раздражением и любопытством.
Томас собрался с мыслями. Очевидно, Катрин была на грани и не стоило утомлять ее напрасными расспросами.
— Можешь ли ты назвать имя или место, связанное для тебя со вчерашним вечером? Понимаю, что ты устала, но постарайся сделать над собой усилие.
— Ничего, доктор, полная пустота! Мне и в самом деле хотелось бы вам помочь, но я ничего не помню!
Психиатр расспрашивал ее в течение нескольких минут, но видел, что она измучена и лучше дать ей отдохнуть. Уходя, он хотел было закрыть за собой дверь, но больная запротестовала: она предпочитала, чтобы дверь оставили открытой. Он понимал — ей было страшно. Доктор улыбнулся и вышел в коридор. Мимо проходила Эми Робер со своим радиоприемником, при виде любимого доктора она выключила звук.
Эми слушала
— Доктор, у вас нашлось время прочесть мое стихотворение? — спросила она.
Решительно, она не могла думать ни о чем другом!
— Что? Нет, Эми. Еще нет, — ответил он не без раздражения.
Его силы были на исходе, и ему хотелось немногого — послать пациентку с ее бессмертным творением куда подальше.
— Только не тяните, доктор, а то я чувствую, что…
— Обещаю тебе, что прочту ее завтра, годится?
Подобное соглашение обрадовало Эми, которая, прибавив громкость радиоприемника, радостно зашагала прочь.
Томас покачал головой. Для выздоровления Эми нужно приложить огромные усилия. Впрочем, не была ли она счастлива в своем мире, каким бы странным он ни казался?
Психиатр уже направился к кабинету Артура Кэмпбелла, чтобы проверить, не совпадает ли марка сигары, окурок которой он нашел на пляже, с той, что курит его коллега, но услышал, как Катрин позвала из своей палаты:
— Доктор!
Он повернулся. Широко раскрытые глаза Катрин выражали крайнюю тревогу, похоже, у девушки начались галлюцинации. Психиатр осторожно подошел, как будто боясь ее напугать. Рядом с кроватью больной он замер, но, прежде чем успел что-то спросить, она со все тем же бессмысленным взглядом проронила:
