внутренней части вагины?
— Я расцениваю их как очень серьезные.
— Похожи ли они на те, что имеют место в случае изнасилования, или на разрывы при нормальных сексуальных отношениях?
— В большей степени они напоминают те, что бывают при изнасиловании, потому что в подобных случаях возникает вагинизм.
— Вагинизм? Не хотите ли вы объяснить суду, что это значит?
— Да, это естественный механизм защиты при изнасиловании: мышцы вагины жертвы противятся насилию, что делает проникновение более затруднительным и провоцирует разрывы, так как трение между пенисом в состоянии эрекции и внутренней частью вагины становится значительно более интенсивным.
— Спасибо, доктор.
Кубрик выдержал паузу и продолжил:
— В вашем отчете, в конце шестой страницы, вы пишете:
Катрин, сидевшая с опушенной головой, никогда в жизни не испытывала подобного стыда. Вроде бы объяснили одним словом, а кажется, словно тысячью, что над ней жестоко надругались! Перед всеми!
Ее глаза стали влажными от слез, и она еще ниже наклонила голову. Девушка спрашивала себя, хватит ли у нее сил выдержать этот процесс, неужели заседание началось всего час назад?!
Томас дал ей свой носовой платок — сцена была трогательной, что особенно не понравилось Шмидту, он подозревал противную сторону в заранее спланированном фарсе. Этот Кубрик — циник, он не остановится ни перед чем, лишь бы произвести впечатление на присяжных! А те в свою очередь показали, насколько они чувствительны к подобного рода вещам: женщины в особенности — качали головами, сочувствовали Катрин и, казалось, уже воспринимали обвиняемых как настоящих монстров.
Закончив читать отчет, Пол Кубрик задал вопрос доктору Конвей:
— Учитывая ваш опыт, вы, как человек, многократно видевший женщин, ставших жертвой изнасилования, которых вы осматривали и расспрашивали, скажите, повреждение сфинктерных мышц и кровотечение, которые вы обнаружили у жертвы, на ваш взгляд, очень болезненны?
— Конечно, анус является крайне инервированным участком человеческого тела.
— Не объясните ли суду, что вы имеете в виду, употребляя термин «инервированный»?
— Говоря простым языком, это значит, что на этом участке находится много нервных окончаний, — это, позволю себе пояснить, одна из причин, по которой геморрой является столь болезненным заболеванием.
В зале раздались смешки. Теперь все поняли, что имела в виду доктор Конвей. Раздраженный судья призвал присутствующих к порядку ударом молотка.
Когда спокойствие было восстановлено, Пол Кубрик продолжил:
— Доктор Конвей, я попросил бы вас, насколько это возможно, уточнить свой ответ. Повреждения, описанные в вашем отчете слабо, средне или крайне болезненны?
— Безусловно, порог болевой чувствительности варьируется от одного человека к другому, но я сказала бы, что в действительности эти повреждения крайне болезненны.
— Доктор Конвей, на ваш взгляд, возможно ли, чтобы мадемуазель Шилд по собственной воле согласилась вынести подобную боль при сексуальном контакте?
— Заявляю протест, ваша честь!
— Я хотел бы услышать ответ, — прервал судья, не позволяя Шмидту пояснить причину протеста.
Доктор Конвей украдкой бросила взгляд в сторону Шмидта, словно опасаясь ему перечить.
— Мне сложно судить с позиции потерпевшей, но это мне не кажется правдоподобным, — гордо ответила она.
— Я хочу быть уверенным, что присяжные заседатели поняли ваш ответ. Поправьте меня, если я ошибусь, но вы только что сказали, что вам кажется неправдоподобным, что мадемуазель Шилд согласилась вынести такую боль при половом контакте по доброй воле?
— Именно, — подтвердила свидетельница.
— Я благодарю вас за ценное сотрудничество, доктор Конвей.
Пол Кубрик вернулся на место и только тогда заметил, что Катрин крайне подавлена. Бесспорно, в этом была его вина: он действовал чересчур прямолинейно! Но по-другому он начать не мог. Было необходимо, чтобы присяжные приняли во внимание все факты. Допрос доктора Конвей, как бы он ни был тяжел для жертвы, усугубил положение обвиняемых и подорвал версию Шмидта, изложенную в ходе представления доказательств.
— Доктор Шмидт, — сказал судья, который закончил делать заметки способом, представлявшим собой смесь изобретенной им самим, но довольно эффективной стенографии и различных сокращений, — хотите ли вы задать контрвопросы доктору Конвей?
— Да, ваша честь, — ответил Шмидт, взглянув напоследок в свои записи. Машинально поправив узел своего галстука от Армани, адвокат встал и обратился к медэксперту: — Доктор Конвей, вы рассмотрели презерватив, извлеченный из вагины мадемуазель Шилд?
— Да, я бегло его осмотрела, перед тем как отправить на экспертизу в лабораторию, как делаю это каждый раз, когда есть подозрение, что имело место изнасилование или преступный акт.
— Будьте добры, просто отвечайте на вопросы, которые я вам задаю.
— Да, доктор.
— Хорошо. Вы осмотрели улику и написали об этом в своем отчете.
— Да, на самом деле я упомянула только результаты лабораторных анализов.
— Понятно. Эти анализы были сделаны, как я полагаю, очень компетентным лаборантом, Джоном Дюпре, — впрочем, его имя фигурирует в отчете.
— Это так.
— Ваша честь, если присяжные захотят, мы можем вызвать лаборанта, делавшего анализ презерватива, для дачи показаний, но мой коллега согласен с тем, что написано в отчете доктора Конвей.
Судья повернулся к прокурору, который кивнул головой в знак подтверждения. Тогда судья просто сделал для себя пометку в отчете.
Шмидт, собравшись с мыслями, спросил:
— Доктор Конвей, когда вы вынимали презерватив из вагины, заметили ли вы в нем наличие спермы?
— Нет.
— Ваши предварительные наблюдения совпадают с последующим отчетом из лаборатории, который вы приобщили к своему?
— Да.
— Если суд позволит, я зачитаю отрывок из отчета:
— Не всегда.
— Я спрашиваю не обо всех случаях, а о большинстве.
— В большинстве случаев следы спермы присутствуют, — подтвердила доктор Конвей.
Несмотря на свой опыт, женщина, казалось, все больше и больше приходила в смущение от этого допроса.