мир. Другое измерение, другая реальность. Лес, где живут сновидения, пейзаж, где корни переплетаются с камнем. Можете назвать его Страной Грез.
Максел откинулся на спинку кресла и вытянул ноги. Он покорно вздохнул, но ничего не сказал.
— Я попал сюда из-за Даркхенджа. Его построили около четырех тысяч лет назад люди, жившие в этих местах. Они выбрали время года, когда звезды расположились нужным образом, а урожай был уже собран. Я видел, как они его строили.
Над краем стакана его серые глаза встретились с глазами Максела. Священник ответил ничего не выражающим взглядом.
— Интересное, должно быть, зрелище.
Вязель улыбнулся:
— О да.
— Вы не помогали?
— Я им пел. Пел о Котле, о деревьях. Когда дуб был очищен от коры, я пропел им великую тайну поэтов.
Максел достал сигарету.
— Продолжайте.
— Кромлех — это святилище, отчасти церковь, отчасти место, где исцеляются страждущие. Те, в ком есть знания и способности, могут использовать его как врата. Я слишком долго пробыл здесь; мое существование истончается, тает. Мне пора возвращаться. Кромлех — это для меня путь домой.
— А Хлоя?
Вязель вздохнул. Потом сказал:
— Я надеялся, что сумею ее найти, но она уходит всё глубже и глубже. Она заперта там, в себе самой, в своих воспоминаниях и страхах. Если я вернусь, то буду искать ее. Ничего не могу обещать. Возможно, Хлою удерживают против ее воли.
Часы пробили девять. Максел невидящими глазами посмотрел на циферблат. Этот взгляд был знаком Роберту — он его видел, когда писал портрет. Сосредоточенная, внушительная твердость.
— Видимо, вы много об этом знаете.
— Знание — моя работа.
— Потому что вы поэт.
Вязель ответил своей неизменной, едва заметной улыбкой.
— Потому что я — Рожденный из Котла.
— Друид.
— Лучше сказать — бард. Или священник.
Максел нахмурился:
— С удовольствием вышвырнул бы вас за дверь.
— Не думаю, отец. Потому что время на исходе. Власти уже знают о кромлехе и будут действовать быстро; его откопают и, возможно, увезут для исследования. Роберт рассказал вам о центральном захоронении?
— Нет.
— Это дерево. — Вязель отставил стакан и подался вперед, натянувшись от волнения, как струна. — Огромный дуб. Священное дерево, дерево шаманов, разбитое молнией, белое как кость. Его выбирали с великим тщанием; долгие месяцы трудились, выкапывая его из земли, для этого выбирали особое время, особую пору. Его окопали кругом, извлекли из земли вместе с корнями. Принесли туда, где строился кромлех, очистили от коры, обтесали ствол и перевернули. Это дерево стало осью, связывающей здешний мир и Потусторонний. Оно ведет в глубину. В мир, таящийся внутри.
Максел выпустил облако дыма и поглядел на Роберта.
— Так-то оно так.
Он был намеренно язвителен, но Вязель внимательно наблюдал за ним.
— Вижу, вам тоже это известно.
Максел сурово вгляделся в него:
— Вы, возможно, считаете, что способны жить вечно. Но и я тоже обладаю вечной жизнью. Как и все мы. И другие миры — они действительно существуют. Места, лежащие вне этой реальности. Одно из них называется преисподней.
Вязель опустил глаза, потянул за веревку и вытащил из кармана мешок.
— Она ведь не там, правда? — мягко произнес он. — Вы же так не думаете.
К удивлению Роберта, Максел насмешливо фыркнул.
— Верно, — сказал он. — Она не там.
— И я тоже не мог явиться из подобного места.
Максел встал — кожаное кресло пошатнулось.
— Нет, сын мой, — проговорил он, глядя на Вязеля сверху вниз. — Я так не думаю. Судя по вашему произношению, вы к нам явились из Уэльса.
На следующее утро к одиннадцати часам на свет появились корни.
Роберт застыл на минуту посреди глины, посреди кишащей мошками жары, протянул руку, погладил гладкий черный ствол, полую дуплистую сердцевину. Маркус уже начал строить догадки: мол, в дупле держали воду, или кровь, или священные предметы, или оставляли на съедение ястребам труп врага.
Дерево сфотографировали со всех сторон: Роберту очень хотелось зарисовать его, окунуться с головой в этот спутанный клубок деревянных нитей, то гладких, то узловатых, но времени не было.
Работа резко ускорилась. Начать с того, что Кларисса уже не была главной; ее место занял бородач в поношенных резиновых сапогах и синем водонепроницаемом плаще поверх костюма. Он провел краткую пресс-конференцию у входа за металлический забор; его звали Уоррингтон, он был из Комиссии по охране памятников. Приходили и уезжали другие новые люди, они беседовали, фотографировали, отпускали восторженные замечания. Кларисса тоже была здесь, она провела всё утро в фургоне, давая интервью по телефону, а теперь многоречиво вещала что-то в телекамеру. Кажется, она наконец-то добилась, чтобы ее услышали.
Закончив интервью, она с довольным видом подошла к раскопу.
— Лаборатория готова, можно провести дендрохронологию и радиоуглеродное датирование, — сказала она Джимми через голову Роберта. — Возьмите образцы сегодня же.
Когда она ушла, Роберт спросил:
— Дендро… что?
— Дендрохронологию. Датирование по годичным кольцам. Если их пересчитать, можно вычислить время, когда дерево было спилено.
Роберт снял комочек почвы. Взгляду открылся еще один дюйм древесного ствола. Может быть, он впервые за много тысяч лет увидел дневной свет. Тут Роберта пронзила леденящая душу мысль. Он поднял глаза:
— Как?
— Что — как?
— Как вы их пересчитаете? Если дерево в земле…
— Скоро мы его выкопаем. А я сделаю срез. Роберт в ужасе переспросил:
— Срез?
Джимми ухмыльнулся:
— Ну да. Бензопилой.
Страх пригвоздил Роберта к месту. Он опять опустил глаза и попробовал вернуться к работе, но мысли путались.
«Она привязана к кромлеху, — сказал ему Вязель сегодня утром на автобусной остановке. — Кромлех — это путь к ней, а палочками с огамом я сделал эту связь еще прочнее». В его голосе звучала тревога. Наверно, именно этого он и боялся. Кромлех — единственный путь к Хлое. А если его — бензопилой…
Через пять минут, в двенадцать часов, будет перерыв на обед. Внезапно Роберт вскочил, вытер лопату, сунул ее в ведро, схватил велосипед, провел его между стоящими машинами, сел и нажал на
