— Принес вам перекусить.
— Мне пора возвращаться в паб. — Но вкусный запах заставил Дэна сесть обратно. — Ну ладно. Сначала разделаюсь с вашими пирожками.
Из фургона вышла Кларисса. Ее лицо пылало от гнева. Она метнула на ребят свирепый взгляд, прошествовала к воротам, распахнула их и протолкалась через небольшую толпу журналистов.
— Видимо, ей не удалось настоять на своем, — сухо заметил Максел и посмотрел на Роберта. — Иди- ка домой. Ты там со вчерашнего дня не был. Мать скоро вернется.
— Нет. — Роберт перевязал на ботинке шнурок, который и не думал развязываться. — Не раньше десяти часов.
Он чувствовал, как они переглянулись у него над головой. Понимал, что они искренне о нем беспокоятся.
— И что произойдет в десять часов?
Дэн запихнул в рот последний пирожок.
— Взойдет луна, — невнятно пробормотал он.
Отец Максел достал сигарету и зажигалку.
— Помоги нам Бог, — простонал он.
Без десяти десять на поле опустился ночной сумрак. Вокруг фонаря порхали ночные бабочки; за забором тихо шелестели спелые колосья, казалось, что поле нехотя отдавало накопленное за день тепло.
Почти все разошлись. Только из фургона продолжал доноситься гул спорящих голосов. Несколько самых стойких репортеров сидели в машинах и слушали музыку.
Дэн убежал на работу.
— Постарайся не попасть под арест, — в шутку напутствовал он друга, потом отвел Максела в сторону и тревожным тоном о чем-то с ним заговорил. Но, пройдя всего несколько шагов, он вернулся, присел на корточки рядом с Робертом, произнес очень серьезно:
— Роберт, возвращайся домой. Прошу тебя. Роберт посмотрел на Вязеля — тот уже проснулся и сел.
— Уже скоро.
Дэн бросил взгляд на Максела. Священник покачал головой.
Подошел Вязель. Если он и успел вздремнуть, то это ему совершенно не помогло. Вид у поэта был еще более изможденный, чем раньше; он снова сел, очень осторожно, и Максел сказал ему:
— Вам бы нужно лечь в постель.
Вязель пожал плечами:
— Мне нужно домой. И я там буду через считанные минуты.
Он поглядел на почитателей Котла, собравшихся вокруг костров, обвел взглядом смутные очертания живой изгороди. Над деревьями тускло мерцала одинокая звезда.
— Все поработали очень хорошо, — проговорил он. — Луна скоро взойдет.
Максел обеспокоенно сказал:
— Сынок, ты болен тяжелее, чем думаешь. Ну, какая тебе польза от луны?
— Еще какая, святой отец.
— Я отведу тебя в больницу. Не мешкая.
— Нет.
Максел стоял, нависая над ним своим могучим телом.
— Это тянется уже слишком давно. Ты нуждаешься в помощи. У тебя нет никакого дома.
Вязель опустил глаза и произнес:
— Вы принесли кое-что для Роберта.
С мгновение Максел только стоял, сверкая глазами. Потом достал дневник, посмотрел на него, сел. Протянул тетрадку, но, когда Роберт взялся за нее, не разжал пальцев.
— Я прочитал несколько страниц, — тихо проговорил он. Его лицо было мрачным.
Роберт спросил:
— Ну как? Очень плохо?
Священник сунул ему дневник.
— Я давно должен был заметить. Должен был понять, как она переживает.
Похолодевшие пальцы Роберта сомкнулись на пурпурной тетрадке, на серебряных звездах. Ему вдруг захотелось отдать ее обратно, оттолкнуть. Но вместо этого он сунул тетрадку в карман.
От кромлеха донесся тихий шорох, щелчок.
— Что это? — насторожился Вязель.
Они прислушались. В тишине проплывали далекие голоса, объявления по радио, потрескивало пламя. Потом опять — слабый ритмичный скрип.
Вязель затаил дыхание. Схватился за бок, будто от боли.
— Кларисса, — прошептал он.
Ночь взорвалась. Скрип перерос в пронзительный вой, хищный и душераздирающий.
Вязель вскочил, бросился к кромлеху. Роберт едва поспевал за ним. Дверь фургона распахнулась, на крыльцо выскочила Роза, в ярко освещенном проеме появилась массивная фигура полисмена.
Калитка металлического забора была заперта изнутри. Вязель бросился на нее, раскинув руки.
— Кларисса! — Он забарабанил по железу кулаками. — Ради бога! Кларисса! Прекрати!
Пила взвыла еще громче, электрическая вибрация пронзила Роберта насквозь, обожгла болью, и он будто наяву услышал исполненный ужаса крик Хлои. Он оттолкнул Вязеля, изо всех сил пнул металлическую ограду.
— А ну, откройте! — заорал он. Отец Максел тоже подбежал, навалился всей тяжестью на железную изгородь. Металл заскрипел, поддаваясь, и тут на помощь пришли все почитатели Котла, они, вопя от ярости, расшатывали металлические листы, Роза в сердцах лягала замок.
Сквозь грохот никто не услышал, как у кого-то в кармане пронзительно зазвонил мобильный телефон.
Калитка рухнула. Вязель перескочил через нее, ухватился за деревянные столбы кромлеха и втиснулся внутрь. Потом, бледный как полотно, обернулся.
— Не пускайте их! Никого!
У него за спиной толкались археологи, пытаясь проникнуть в кромлех; почитатели Котла поспешно сомкнули ряды.
Роберт, задыхаясь, втиснулся за Вязелем.
Кларисса держала небольшую ручную бензопилу; ее лезвие уже погрузилось в корни центрального дуба на высоту зубьев. Сквозь визг мотора Кларисса подняла глаза на неожиданных гостей.
— Выключи, — взмолился Вязель.
Она ответила ледяной улыбкой.
— Ты хочешь отомстить? Тогда режь этой пилой меня. Ну давай же, Кларисса. Смелее. Меня! — Он падал с ног от изнеможения.
Ее волосы были туго подвязаны на затылке, глаза покраснели, но оставались сухими.
— Где же твои стихи? — взвизгнула она. — Вся эта болтовня о Гвидионе и Мерлине, которой ты забивал мне голову? Ну же, Вязель, превратись во что-нибудь, околдуй меня, прикуй взглядом к месту. Для тебя это раз плюнуть. — Она сверкнула глазами через плечо. — Роберт, не трать на него время. Он никчемен и опасен. Он засушит твою жизнь ложными мечтаниями. Меня он однажды лишил карьеры, жизни, вдохновения. И убежал, как будто испугавшись.
— Кларисса…
— Не двигайся. — Ее пальцы сжались; с воем, пронизавшим кости Роберта, будто острая боль, лезвие вгрызлось в дерево. — Это мое открытие, мои раскопки. И никто меня не остановит. Мне нужен образец, и я его получу. И только посмейте мне сказать, что я не забочусь о кромлехе.
Зазвонил мобильный телефон. У Максела. Роберт догадался — звонят из больницы. Он оттолкнул Вязеля и подошел к Клариссе.
