Ш.Л.: Что произошло после того, как герцогиню перевезли в дом ее тетки?
ЛА-ВАРЕН:Она сразу же легла в постель, и мы немедленно послали за врачом. Но так как приступы становились все сильнее и чаще, я счел необходимым известить обо всем короля, сообщив ему, что врачи опасаются за жизнь герцогини. Из-за беременности нельзя было применять средства, могущие усмирить силу болезни.
Ш.Л.: Первое письмо королю вы написали в среду?
ЛА-ВАРЕН: Нет, в четверг.
Ш.Л.: Не написала ли герцогиня в это время отдельное письмо?
ЛА-ВАРЕН: Это возможно, хотя сам я этого не видел. Она была окружена камеристками и придворными дамами, которые поспешили к ней, как только услышали о ее болезни. Правда, со временем часть из них покинула герцогиню, увидев, в сколь плачевном и сомнительном состоянии она находилась. Сам я тоже не все время проводил в ее покоях.
Ш.Л.: Господин Шиверни сообщает, что за время болезни герцогиня написала королю три письма. Когда она заканчивала третье письмо, ее поразил приступ, который оказался тяжелее всех предыдущих. В тот момент сознание ее помутилось, несколько часов спустя она утратила зрение, затем слух, а потом и все остальные чувства.
ЛА-ВАРЕН: Я не думаю, что она была в состоянии написать три письма в течение короткого промежутка между приступами в четверг вечером. Канцлера в этот момент вообще не было в Париже. Он знает о событиях только из вторых рук.
Ш.Л.: Достоверно известно, что одно письмо герцогиня все же написала. Королю его доставил господин Пюилейру. В этом письме она просит разрешения короля вернуться в Фонтенбло. Она была убеждена, что он избавит ее от утомительного переезда и приедет в Париж сам. Действительно, едва Пюипейру успел приехать к Его Величеству, как тот немедленно послал его в Париж с заданием держать в Тюильри наготове карету, чтобы король мог сразу переехать из Сен-Жермена в Лувр, минуя Париж. Его Величество выехал следом верхом и был весьма разгневан, когда вскоре нагнал Пюипейру. Король был очень рассержен такой медлительностью, однако дальше они поехали вместе, но на полпути король получил от вас весть о том, что герцогиня умерла.
Слуги короля преградили ему дальнейший путь в Париж и убедили Его Величество вернуться в Фонтенбло. Когда вы составили врученное королю послание?
ЛА-ВАРЕН: В пятницу, незадолго до полудня.
Ш.Л.: Однако герцогиня умерла только на следующее утро. Как вы могли в пятницу сообщить королю о ее смерти?
ЛА-ВАРЕН: Лицо герцогини превратилось в отвратительную маску. Голова судорожно и неестественно запрокинулась. Увидев ее в этом положении, я подумал, что королю не следует смотреть на нее в таком состоянии. Кроме того, врачи потеряли всякую надежду на выздоровление. Я решил уберечь короля от ненужной боли и страданий, которые он неизбежно бы испытал, если бы застал герцогиню в таком виде. Я отважился написать королю, что он может не приезжать, только потому, что герцогиня была уже все равно почти как мертвая и ее вид мог только усилить боль Его Величества.
Ш.Л.: Это не слишком убедительные основания. Это непростительно, что вы обманули короля в таком серьезном и важном деле. Вы помешали ему утешить в смертный час ту, которую он любил больше всего на свете. Ваше письмо поразило его, как удар молнии. Его слуги, господа Роклор и де Фонтенак, доставили короля в аббатство Соссей в Вильжюифе и уложили в постель. Однако вскоре он поднялся и сказал, что настаивает на том, чтобы увидеть ее мертвой и в последний раз заключить в свои объятия. Пришлось едва ли не силой усадить его в карету и увезти в Фонтенбло. На каком основании вы воспрепятствовали Его Величеству прибыть к одру умирающей, чтобы он мог сам представить себе картину происшедшего?
ЛА-ВАРЕН: Никаких иных оснований, кроме тех, о которых я уже сказал, у меня не было. Король ничего не смог бы узнать от самой герцогини, ибо она все время была без чувств. Я хотел защитить короля от ненужной боли и уберечь от страшной картины, которая могла бы заставить его совершить какой-нибудь необдуманный поступок. Я сделал то же самое, что сделали самые преданные слуги короля, которые удержали его от ненужной поездки в Париж. Господин Бельевр, встретивший Его Величество на пути в Париж, сказал ему, что герцогиня мертва, хотя и знал, что это не так. Этими господами руководил такой же порыв, какой руководил и моими действиями, – уберечь короля от тягостного зрелища, которое ожидало его в Париже.
Ш.Л.: Я прекрасно вижу, что для вас самым главным было пощадить чувства короля. Но господа д'Орнано и Бассомпьер в такой милости не нуждались. Однако им вы рассказали ту же вымышленную историю, что и королю. В пятницу вы нашли их на пасхальной службе в Сен-Жермен-л'Оксеруа и сказали им, что герцогиня умерла. Потом вы попросили обоих этих господ выехать навстречу королю, который, без сомнения, уже находился на пути в Париж, и предпринять все возможное, чтобы Его Величество повернул назад.
ЛА-ВАРЕН: Эти господа либо неверно передали мои слова, либо неверно их поняли. Я не сказал, что герцогиня умерла, я сказал, что можно считать ее мертвой. Господин де Рони тоже друг Его Величества и пользуется большим доверием короля, чем господа д'Орнано и Бассомпьер. Сокрыл ли я от него правду? Вы держите в руках письмо, которое я написал в пятницу вечером и передал с курьером короля, посланным к маркизу де Рони, которого Его Величество хотел видеть в Фонтенбло. Разве не сказал я ему в том письме о своем мнении относительно поступков короля? Разве я не обосновал свое к ним отношение? Разве я оставил его в неведении о том, что, хотя госпожа де Бофор еще дышала, король уже оплакивал ее? Вот мои доподлинные слова: «И вот я нахожусь здесь и держу в своих руках эту несчастную, уже почти мертвую женщину и думаю, что она проживет не больше часа, учитывая те ужасные припадки, которыми она одержима». Прошу вас обратить внимание на слова «почти мертвую»! Я написал это письмо около девяти часов вечера. Но с того времени, когда я писал королю, положение не изменилось, и мы с минуты на минуту ждали конца, который наступил лишь утром следующего дня.
Ш.Л.: Фрейлина де Гиз, однако, утверждает, что к этому моменту герцогиня разрешилась от бремени после приема средств, которые ей дали.
ЛА-ВАРЕН: Фрейлина де Гиз заблуждается. Она не является свидетельницей, так как оставила герцогиню сразу же после того, как ее перевезли в дом тетки. Верно противоположное. Врачи не могли применять средств, успокаивающих приступы, поскольку герцогиня была беременна. Ее не смогли разрешить от бремени, и только после ее смерти живот вскрыли и по частям извлекли из чрева ребенка, который умер в первый же день болезни герцогини.
Ш.Л.: Врачи вскрыли и труп матери. Они попытались выяснить причину болезни. Известны ли вам
