Он кивнул.
– Здесь только протокол допроса. Рисунок и остальные тексты у меня в номере.
– Протокол допроса?
– Да. Вот, например, – он протянул мне лист бумаги, – допрос гражданина Парижа, датированный двенадцатым апреля 1599 года. Речь идет о пожаре на улице Двух Ворот, который частично разрушил один из парижских домов в ночь предположительно с десятого на одиннадцатое апреля 1599 года. В подвале нашли труп. По моему мнению – если оно вас интересует, – чистой воды вымысел, но, надо сказать, неплохо исполненный.
Я взял один из листов.
– Вымысел?
– Да. Уголовное дело представляет собой смесь исторических фактов и очевидной фантазии. В стопке приблизительно две сотни плотно исписанных листов, и это, несомненно, результат многолетней работы. Можно думать, что это чистовик некоторых глав какого-то романа или чего-то в этом роде. Не видно ни зачеркиваний, ни поправок. Отдельные части сюжетно никак между собой не связаны. Позже, когда я основательно ознакомился с историей, мне постепенно стало ясно, из какого целого она возникла. Но первое впечатление таково, что я столкнулся с его осколками, хотя, быть может, лучше было бы сказать – с набросками.
Я вернул ему листы.
– Но почему никто не захотел сохранить эти документы? Так просто подобные вещи не выбрасывают.
– Я тоже об этом думал. Забрав бумаги из подвала, я показал их двоюродному брату. Он был удивлен тем, что я сумел отыскать, но не выказал по этому поводу особого интереса. Я спросил, известно ли ему о попытках кого-нибудь из его умерших родственников писать, но он ответил лишь, что у каждого из людей их цеха что-нибудь, да завалялось в письменном столе. Кузен бросил беглый взгляд на кипу бумаг, взял кончиками пальцев кусочек полотна и посмотрел его на свет. В этот момент в комнату вошли упаковщики, волоча за собой громадный пластиковый рулон, в который, как я понял, они намеревались завернуть копировальную машину. Этим мое дело было для кузена исчерпано. Он сдвинул бумаги на мой край стола и сказал, что в случае если я найду в них что-то интересное, то смогу ему об этом сообщить. Я покинул невообразимое столпотворение, вышел на кухню и перелистал найденные страницы. Мне хотелось убедиться, стоит ли брать эти документы с собой в Штутгарт. Тут мой взгляд натолкнулся на одно имя, и я внезапно понял, что означал кроссворд на отвалившемся от титульного листа куске материи.
Кошинский еще раз задумчиво разглядел линии, нанесенные им на тонком слое сахарного песка.
Потом он посмотрел на меня, словно ожидая реакции на свой странный вывод, но на моем лице отразилось лишь полное недоумение.
– Вы не понимаете? – спросил он. Я пожал плечами.
– Не понимаю что?
Он таинственно усмехнулся.
– Без вас и имени в рукописи я бы тоже ничего не понял.
– Без меня?
– Да. Взгляните на ребус.
– И что?
– Отбросьте все избыточное. Существенными элементами здесь являются S и стрела.
С этими словами он встряхнул блюдце, разровнял слой сахара и зубочисткой написал ESS.
– А дальше?
– Надо дописать вторую часть. – Он быстро что-то черкнул зубочисткой и повернул ко мне блюдце.
– ESS…
Он ободряюще подмигнул мне, как учитель школьнику, который вот-вот сделает великое математическое открытие.
При всем желании я все же не мог понять, чего он от меня хочет.
–
Теперь он смотрел на меня как на человека, которому приходится объяснять, что Земля круглая. И вдруг меня осенило.
– Вы хотите сказать… Глаза его радостно блеснули.
– Да, именно. Герцогиня де Бофор. Возлюбленная Генриха IV. Самая загадочная смерть шестнадцатого века. Ваша дама в ванне. Габриэль. Габриэль
В главном корпусе позвонили к ужину.
ДВА
На следующее утро мы встретились в парке у источника. За ночь небо заволокло облаками, и немногочисленные отдыхающие прогуливались по дорожкам, вооружившись зонтиками и перекинутыми через руку летними плащами. Кошинский в отличие от прочих курортников, видимо, знал какой-то тайный прогноз погоды, так как был одет так же легко, как и в предыдущий день.
Направившись к воротам, мы вышли на шоссе, а потом свернули на узкую тропинку, ведущую – если верить указателям – в горный лес.
