О. В какой-то момент я задремал и проснулся, услышав, как открывается дверь. Он был довольно близко ко мне, но больше не обращал на меня внимания. Собирал вещи. Потом стало темно, он исчез.
В. То есть поначалу свет горел?
О. Да, уходя в первый раз, он оставил лампу возле кушетки включенной.
В. Очень странно.
О. Очень.
В. Дочь нашла вас вечером в среду?
О. Да.
В. В среду утром ваша жена заявила о вашем исчезновении. Дочь уже знала, что вы пропали?
О. Нет. Она же была в Брауншвейге, помогала подруге с переездом. Телефона у нее с собой не было. Жена не знала, как с ней связаться. Когда к утру я так и не появился дома, жена перепугалась и позвонила в полицию, что, по-моему, можно понять. Мы с ней в браке уже двадцать один год, если бы что-нибудь было не так, она бы почувствовала. И вдруг я без предупреждения исчезаю на всю ночь, не сообщив даже, где я.
В. Логично. Значит, вашей жене не пришло в голову искать вас в квартире Джульетты?
О. Скорее всего нет. Хотя, может, у нее такая мысль и мелькнула. Она ведь не знала о приглашении Альсины. Я поехал туда как-то спонтанно. А с Джульеттой не было связи, что только усиливало ее беспокойство. И в конце концов она обратилась в полицию.
В. Выходит, Джульетта случайно обнаружила вас у себя, вернувшись домой?
О. Да.
В. Она ничего не знала ни о заявлении, ни о том, что мать беспокоится, так?
О. Ничего. Она приехала из Брауншвейга и предполагала увидеть в квартире Дамиана.
В. У него были ключи от ее квартиры?
О. Да. Очевидно, были.
В. Увидев вас там, в студии, она, наверное, пришла в ужас?
О. Спрашиваете!
В. Вы не могли бы припомнить, что она делала, обнаружив вас?
О. Она вытащила кляп и спросила, что случилось.
В. И вы ей рассказали.
О. Я попросил ее сначала позвонить Аните… моей жене, чтобы сообщить, где я.
В. Она так и сделала.
О. Да. Вы, наверное, можете себе представить, насколько все это было сумбурно. Разговор с женой повернулся не совсем так, как нужно. Следовало позвонить самому и успокоить ее. Тогда полиция тоже не стала бы так суетиться. Нет, я ни в коем случае не хочу никого критиковать, вы исполняете свой долг, но теперь все выглядит как-то уж слишком драматично.
В. Сначала мы получили заявление о пропаже человека, потом оказалось, что была попытка похищения. Это не ерунда какая-нибудь, чтоб вы знали!
О. Я понимаю вашу терминологию, сам имею с ней дело. Но это все же преувеличение. В конце концов, ничего страшного не произошло. Больше всего пострадала моя дочь, и в этом отчасти виновата полиция. Вот и все, что я хотел сказать по данному поводу. Заявление против Альсины ничего не даст, только ухудшит состояние моей дочери. Она страшно переживает. И не хочет разговаривать с вами. Немного чуткости вам бы не повредило.
В. Есть еще прощальная записка, адресованная вашей дочери, так?
О. Да.
В. Вы читали ее?
О. Нет.
В. Каким образом она попала к ней?
О. Лежала в почтовом ящике.
В. В каком?
О. Квартиры на Гзовскиштрассе.
В. Вам известно ее содержание?
О. Нет. О ее существовании я узнал, только вернувшись из больницы.
В. Вы представляете, хотя бы приблизительно, о чем там речь?
О. Нет. Дочь восприняла эту ситуацию очень эмоционально, а у меня еще не было возможности поговорить с ней спокойно. Не сомневаюсь, что в ближайшие дни она покажет мне записку и я смогу передать вам ее содержание, если, конечно, она не будет против. Лично я думаю, что это какое-нибудь невнятное прощальное письмо.
В. Вы уверены, что там нет никаких разъяснений по поводу мотивов? Никаких намеков?
