Это был простой и сладостный выход. Поцелуй был восхитительным и долгим, трепетным и мучительным, требовательным и жадным. Их поцелуй говорил о многом, и они с большой неохотой прервали его.
– Будешь со мной? – спросила Фиона и покачала головой, испугавшись, что он неправильно ее поймет. – Будешь со мной завтракать?
Тарр легонько коснулся губами ее щеки, потом потянулся к уху.
– Я бы охотно согласился на твое первое предложение, предоставив тебе выбор места и времени. А пока что...
Он отошел от нее, обогнул стол и сел напротив.
Неизвестно откуда появилась служанка, удивив их обоих тем, что поставила перед Тарром кружку с сидром, а на стол между ними – кувшин, от которого поднимался пар. Исчезла служанка так же стремительно, как появилась.
– Скажи мне, что тебя беспокоит, – попросил Тарр с заботливым видом, обильно намазывая мед на ломоть хлеба.
К удивлению Фионы, он передал этот хлеб ей. Она приняла его смущенно и неловко.
– Спасибо.
Видимо, его интересовало не только то, что она ест, но и то, о чем она думает.
Он ждал, намазывая хлеб медом для себя.
Похоже, этот человек и в самом деле дорожит ею, подумалось Фионе, но она тотчас же прогнала эту мысль. Возможно, ей хотелось так думать, а возможно, она увидела в нем что-то, чего прежде не замечала?
– Я думаю о своих родителях.
– О тех, с которыми тебе предстоит встретиться?
– И о тех, и о других, – грустно ответила девушка.
– Ты любила приемных родителей, которые тебя вырастили?
Она улыбнулась:
– О да, очень любила. Они были такими заботливыми и любящими. Они научили нас с Элис ценить родственные чувства и семью.
– Я тебе завидую.
Фиона удивленно посмотрела на него:
– Почему ты мне завидуешь? – Она заметила во взгляде Тарра нерешительность и напомнила ему вчерашний разговор. – Прошлой ночью ты попросил меня делиться с тобой своими мыслями и чувствами. Но и ты должен делать то же самое по отношению ко мне, если и в самом деле хочешь построить между нами мост взаимопонимания.
– Ты права. Нельзя ожидать, что ты будешь дарить мне свое доверие, если я не отвечу тебе тем же. – Выдержав паузу, Тарр заговорил: – Между моими отцом и матерью существовала дистанция, которую я считал нормой для супружеских отношений. Я привык видеть в браке союз, основанный на чувстве долга и не имеющий ничего общего с любовью.
Фиона покачала головой и отломила кусок хлеба, внезапно ощутив голод.
– Брак крепче, если заключен по любви. Тарр ответил не сразу.
– Я начинаю это ощущать.
Фиона сделала глоток сидра, потому что кусок хлеба застрял у нее в горле, и, возможно, причиной тому был ответ Тарра. Неужели это намек на то, что он пересмотрел свои взгляды на любовь?
Он продолжал:
– Я признаю, хоть и неохотно... Она улыбнулась.
– ...что любовь может быть мощным оружием. Фиона с аппетитом жевала хлеб, время от времени кивая с серьезным видом.
– Она укрепляется терпением, вниманием, добротой, но больше всего отсутствием эгоизма.
Фиона внимательно слушала каждое слово Тарра, глядя на него широко раскрытыми глазами, и пыталась понять, можно ли считать эти слова признанием в любви или нет. Понял ли он то, что их соединяет? Чувствовал ли, что их сердца бьются в одном ритме? Или он просто пытался убедить ее в том, что они могли бы пожениться?
– Я признаю, что я многого не знаю, но хочу узнать, – сказал Тарр и потянулся, чтобы взять ее за руку, липкую от меда. – Расскажи мне, что ты думаешь о родителях.
Он столь бескорыстно повернул разговор в другое русло, к вопросам, беспокоившим ее, что это тронуло сердце Фионы.
– Я не думаю о них как о родителях.
– Я бы чувствовал то же самое.
– Чувствовал бы?
– Конечно. Внезапно ты узнаешь, что тебя похитили у родителей, которые тебя любили, и что тебя вырастили люди, тоже любившие тебя. Как ты сможешь любить совсем незнакомых людей, даже если они и любят тебя?
