Тетя Элнер не только сохранила его семью – если бы не она, Мэкки и Норма просто-напросто не поженились бы. Обоим было по восемнадцать, и они любили друг друга без памяти, но мать Нормы, Ида, и слышать ни о чем не хотела. «Замуж за Мэкки? Только через мой труп!» Сын жестянщика – не лучшая партия для ее единственной дочери. Уже было решено через неделю отправить Норму в колледж, а после телефонного разговора со старшей сестрой Ида вдруг смягчилась и дала согласие на их брак. Никто так и не узнал, что сказала Элнер, но в итоге Мэкки женился на Норме и не мыслил жизни без нее, дочки Линды и внучки Эппл. Он представлял, как тяжело ему будет без тети Элнер. Он тосковал по ней уже сейчас и знал, что вместе с нею уходит безвозвратно и вся его прежняя жизнь.
Молоденькая медсестра провела Мэкки в конец коридора, бесшумно открыла дверь палаты, зажгла свет, и Мэкки увидел тетю Элнер, все в том же старом коричневом халате, который Норма терпеть не могла. Мэкки подошел ближе, опустился на стул возле кровати, взял тетю Элнер за руку. Кто-то пригладил ей волосы, убрал со лба седую прядь, и лежала она так безмятежно, будто просто уснула.
– Побудьте здесь сколько захочется, мистер Уоррен, – шепнула медсестра. – А если понадоблюсь – я рядом, в коридоре.
Медсестра вышла, прикрыв дверь, а Мэкки, не выпуская руки тети Элнер, упал головой на кровать и зарыдал, как ребенок. «Куда она ушла? – думал он. – Где теперь эта чудесная женщина?»
Куда она ушла
Когда Ида распахнула двери в конце коридора, глазам Элнер предстало дивное, ослепительное зрелище, и от восторга у нее перехватило дыхание. Сверкающая хрустальная лестница вела прямо в небеса, к большой круглой луне.
Элнер повернулась к Иде со слезами на глазах:
– Я и вообразить не могла такой красоты!
– Так и думала, что тебе понравится, – отозвалась Ида.
Уже на лестнице Элнер заметила в руках у сестры сумочку. «Только Иде придет в голову взять с собой в рай сумочку», – подумала она и от души расхохоталась.
Ида спросила:
– Что смеешься?
– Да так, – увильнула от ответа Элнер. – Вспомнилось кое-что.
Сумочку в гроб матери положила Норма, поскольку Ида считала, что показаться на людях без сумочки – для женщины все равно что выйти из дому голышом. Элнер чуть было не рассказала сестре, что сумочкой она обязана Норме, но вовремя одумалась: стоит заговорить про похороны – Ида тут же опять припомнит Тотт Вутен.
Пока сестры шли по лестнице, небо вдруг стало темнеть, окрасилось полночной синевой; всюду: и над головой, и даже под ногами – замерцали крохотные звездочки. Элнер обомлела от восторга. Она всегда мечтала прогуляться по небу, среди звезд, – и вот мечта сбылась.
Элнер и Ида поднимались все выше, и луна у них над головами будто выросла, окрасилась теплой желтизной и золотом, засияла во тьме, как мириады светлячков. Долгий подъем оказался на удивление легким, и Элнер заметила:
– Я-то думала, что устану карабкаться, а на деле ничуть не запыхалась.
Луна тем временем вновь сменила цвет, из золотой сделалась ослепительно белой, а как только Элнер и Ида взошли на верхнюю ступеньку, на их глазах луна превратилась в гигантскую круглую перламутровую пуговицу.
– Ну и ну! – изумилась Элнер, и в эту самую минуту в центре пуговицы открылась арка. Элнер с Идой шагнули внутрь.
Вновь ярко засияло солнце, и стало светло как днем. Элнер застыла на миг, глядя вокруг: так вот каков рай! Ни белых облаков, ни порхающих ангелов, но тоже красиво. Похоже на ботанический сад в Канзас- Сити, куда ее не раз водила Ида. Трава сочная, зеленая, повсюду цветы.
– Ну как? – поинтересовалась Ида.
– Чудесно! – улыбнулась Элнер. Подняв глаза, она отметила, что небо здесь не привычно голубое, а переливается всеми цветами радуги. Элнер протянула руку, и цветные блики – розовые, голубые, нежно- зеленые – заиграли на ее ладони. – Будто идешь по радуге, правда, Ида? Помнишь письмо той женщины на радио, в программу Соседки Дороти, о том, как она оказалась внутри радуги?… Вот и мне выпало такое счастье.
Они продолжили путь, и вдруг Элнер вспомнила кое-что еще:
– Послушай-ка, Ида… А мне теперь откроются все тайны бытия? Ведь недаром говорят, что после смерти будешь знать все?
– Ничего не могу тебе сказать, Элнер, я всего лишь твоя провожатая. Что тебе положено, узнаешь сама.
– Мне не терпится узнать, как мир устроен! Умираю от любопытства! Может, хотя бы намекнешь?
– Извини, – вздохнула Ида. – Не могу.
– Ладно, раз уж тайны и откровения под запретом, расскажи хотя бы, как выглядит Бог.
Ида молча шагала дальше.
Элнер с трудом поспевала за ней.
– Скажи мне тогда вот что: он и в жизни такой, как на картинках? Я не испугаюсь, когда его увижу?
Ида не ответила, лишь отрицательно покачала головой: бояться, мол, нечего.
– Честно признаюсь, Ида, страшновато мне. Ему есть за что на меня злиться. Кое о чем я точно жалею: зачем я подсунула маленькому Лютеру Григзу слабительную конфету? Должно быть, вообще себя не помнила. Могу я сослаться на временное помрачение ума? Как по-твоему?
– По-моему, тебя ждет самый главный в жизни сюрприз.
– Хм… – призадумалась Элнер. – Что за сюрприз – большой или маленький? Приятный или не очень?
– Одно только скажу (а дальше – молчок): сюрприз тебя ждет очень приятный.
У Элнер чуть-чуть отлегло от сердца.
– Это хорошо, – произнесла она вслух, а про себя подумала: «Если он о конфете не вспомнит, я и не заикнусь». Не успели они сделать и нескольких шагов, как Элнер опять принялась выпытывать: – Можно ему задавать вопросы или надо стоять по стойке «смирно» и слушать?
Молчание.
– Надо сделать реверанс? Или опуститься на колени? Или… что? – Элнер хотела все сделать правильно, но от Иды толку было мало. – Ну скажи хоть, будет он на меня сердиться, как по-твоему?
Ида, верная слову, упорно не желала больше ничего говорить, и Элнер это злило до крайности. «Знает ведь все, – думала Элнер. – Знает – и молчит. Как всегда».
Пока сестры не спеша шли по тропинке, Элнер вспомнила кое о чем еще.
– А куда запропастилась наша семейная Библия, Ида? В последний раз я ее видела у Герты, а после твоей смерти она подевалась куда-то.
– Я ее закопала.
– Где?
– Не помню.
– Зачем?
– Думала, так лучше.
– Почему?
– Потому, Элнер, что в ней записаны наши семейные тайны, и их не должен знать кто попало. Надеюсь, ты тоже не хочешь, чтоб чужие совали нос в наши дела? А почему ты спросила?
– Хотелось бы знать точно, сколько мне лет. Под девяносто?
– Фу, Элнер, – скорчила гримаску Ида. – Я о годах никогда не задумывалась. Велика важность – возраст! Человеку столько лет, на сколько он себя чувствует.
Элнер не сомневалась, что сестра что-то скрывает. «Ей-богу, – кипела про себя Элнер, – прекрасно она помнит, где зарыла Библию и сколько лет им обеим. И вообще – если она умерла в пятьдесят девять, то коровы летают, а после смерти продолжать молодиться – глупость несусветная».
Тропинка вилась дальше. По пути Ида вспомнила об их средней сестре Герте. В день ее похорон было
