пережить то восхитительное ощущение, которое доставил ей поцелуй Рая прошлой ночью, что она не выдержала.
— Пожалуйста, — прошептала она, удивляясь тому, как хрипло прозвучал ее голос. — Пожалуйста… ты… нужен мне. — Запустив пальцы в его волосы, она взъерошила их.
Рай оторвался от шеи Лиллиан.
И властно впился поцелуем в ее губы. Рука его отпустила ее грудь, и Лиллиан застонала от Разочарования, но он тут же подхватил девушку на руки.
— Продолжим в доме.
Лиллиан начала постепенно приходить в себя. Она испытывала и радость, и желание, и ужас, и восторг одновременно. Она целовала его подбородок и шею, а Рай огромными шагами шел через патио, не выпуская ее из крепких объятий, был настолько возбужден, что даже не думал, что может споткнуться и упасть. Распахнул дверь в свою спальню и ногой закрыл ее снова. На полпути к кровати он остановился и жадно впился в ее губы.
Лиллиан ответила на поцелуй, не сознавая, что ресницы у нее мокрые от слез. Она продолжала отчаянно целовать его.
Страсть Рая наконец пробудила в ней женщину. Его губы, его тело, его возбуждение говорили о том, что она желанная и, вероятно, даже любимая. То, что этот красивый мужчина каким-то образом превратил ее из сексуально подавленного существа, которым она являлась, в истинную женщину, делало и его желанным для нее.
И от этого чуда — восхитительной радости, переполнившей ее сердце, — Лиллиан казалось, что она уносится куда-то ввысь. Его теплые губы продолжали целовать ее так, словно он был не в состоянии оторваться от ее рта. И вдруг — внезапно — он прервал поцелуй.
У нее заныло сердце при мысли о том, что она чем-то разочаровала его. Может быть, она слишком нетерпелива или, наоборот, чересчур холодна? Он весь вдруг застыл. Подобное спокойствие обычно как затишье перед грозой, перед припадком ярости.
Он медленно ослабил свои объятия и опустил ее. Ноги ее коснулись ковра.
— Что-то не так? — дрожащим голосом тихо спросила она. Ей было страшно услышать ответ.
— Все не так.
У нее возникло ощущение, будто ей в сердце вонзили кинжал. Она кивнула, хотя в комнате было темно и он не мог увидеть ее кивка. От стыда у нее запылали щеки.
— Я понимаю. Мы познакомились всего лишь двадцать четыре часа назад. Все слишком быстро.
— Вот именно, радость моя, — мрачно ответил он. — Если мы окажемся в этой кровати, то для меня это будет всего лишь секс. А для тебя это означает свадьбу и кольцо с бриллиантом в пятнадцать каратов, которое ты продернешь мне в нос. К тому же секс для тебя — то же самое, что и предложение выйти замуж… вне зависимости от того, когда это произойдет: через двадцать четыре часа после нашего знакомства или двадцать четыре месяца.
Лиллиан не отрывала от него глаз, поражаясь тому, как точно ему удалось охарактеризовать свои чувства… и в то же время ее ошеломило то, как по-разному они мыслят.
— Поэтому, — продолжал он, — если ты не согласна забраться в эту кровать и заняться любовью с человеком, который забудет, как ты выглядишь, через неделю после твоего отъезда, то лучше отправляйся к себе в комнату.
Наступило напряженное молчание. И стену, возникшую между ними, пробить было невозможно.
Лиллиан чувствовала себя полностью уничтоженной разочарованием, постигшим ее, и стыдом за свое распутное поведение.
Она собиралась обнажиться перед человеком, который абсолютно ее не уважал. Ей вдруг так хотелось любви мужчины, что она была готова заняться сексом с первым, кто дотронулся до нее.
При мысли о том, что он мог провести с ней ночь, а на следующее утро обращаться с ней так будто ничего не было, Лиллиан чуть не сошла с ума. Она уже не сомневалась, что он действительно забудет о том, как она выглядит, только полагала, что это произойдет меньше чем через неделю.
Лиллиан застыла на месте, испытывая страшную муку и жгучий стыд за свое собственное поведение. Ей было необходимо каким-то образом прийти в себя, проявить хоть каплю достоинства.
— Благодарю вас за ваши объяснения, мистер Парриш, — спокойно произнесла она. — Пожалуй, мне лучше вернуться к себе. Спокойной ночи.
Несмотря на то, что она с трудом передвигала ноги, ей удалось спокойно дойти до двери. Но даже в темноте чувствовала, как внимательно он следит за каждым ее движением.
Оказавшись у себя в комнате и плотно закрыв дверь, она ощутила сильную слабость. Теперь ей было известно, какой крошечной кажется сама себе мышка, ухитрившись избежать зубов голодного льва…
Рай собирался соблазнить ее. Но как только эта маленькая светская дамочка из Нью-Йорка воспламенилась, он тут же понял, что не может так вот просто овладеть ею.
Проблема состояла в том, что Лиллиан оказалась девственницей. И ее неопытность тронула его, частично потому, что он не ожидал подобного от сестры Роки, а частично потому, что понял, что она никогда не оказывалась в такой ситуации. Он ясно представил себе, что Роки думает о столь чувствительной леди, как Лиллиан. Утром Роки бросила гнусный намек на то, что Лиллиан совершенно не умеет общаться с мужчинами. А у нее, похоже, никогда их и не было.
Недостойно соблазнять такую женщину, чтобы потом бросить ее. Даже если она — точная копия его бессердечной матушки.
И Рай приготовился ложиться спать. Долго он не мог заснуть, пытаясь разобраться, чем же Лиллиан напоминает его мать. И, к полному своему удивлению, понял, что не Лиллиан, а ее сестра Роки очень походит на Рену Парриш.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Лиллиан спала плохо. Почти всю ночь она ворочалась на кровати, переживая снова и снова волнующую прогулку под звездами с Раем и то, как кошмарно кончилось их свидание.
Вспомнила, как близка была к тому, чтобы ему отдаться, и у нее внутри все перевернулось. Ведь этот человек фактически ей незнаком, да ещ е очень грубый и невоспитанный. Так как же она могла увлечься им?
В семь утра Лиллиан наконец собралась с силами и оделась. Она все еще пыталась понять, Что же произошло. Почему она, как завороженная, подчинилась Раю? Неужели ей так не хватает любви?
С другой стороны, она еще никогда не испытывала такого сильного влечения к существу другого пола. Рай не просто отличался от культурных, с прекрасными манерами мужчин, с которыми ей приходилось сталкиваться прежде, он был полной им противоположностью. Может быть, он и поразил ее тем, что был совершенно другим, таким мужественным и таким надменным? Когда Лиллиан причесывалась и накладывала макияж, она вдруг подумала, что, возможно, эта мужественность и эта надменность вовсе не являются отталкивающими качествами мужчины… Ни один приятный, спокойный мужчина не производил на нее такого впечатления! Не говоря уже о ее тайном восхищении его равнодушием к военным действиям Евгении.
Лиллиан мрачно посмотрела на свое отражение в зеркале. Воспоминание о ее властной бабушке вызвало в ней тоску. Евгения уже давно кипятилась из-за Ракель, но теперь, когда она узнает, что та отказалась возвращаться да еще и сообщила всю правду о матери Лиллиан, то просто взорвется. Все в ее голосе предвещало надвигающуюся грозу, когда она потребовала быть сегодня на месте и ждать телефонного звонка.
Вместо того, чтобы размышлять, почему ей так нравится Рай, ей следует подумать о том, что сказала Ракель. Правда, сейчас Лиллиан не хотелось думать об этом, во всяком случае, пока Евгения не сообщит ей всю правду.
Лиллиан испытывала облегчение при мысли о том, что Маргарет Ренард не любила ее только потому,
