Сэм, топоча, помчался вверх по лестнице.
Кинкейд подошел к графу, наклонился над ним и спросил:
— Пока слуга пошел за доктором, признайтесь, какую тайну вы так отчаянно пытаетесь сохранить.
— Джеймс, — прохрипел Персиваль, — не слушай эту старую каргу. Она лжет, она ничего не знает… — и он глухо застонал.
— Мне хорошо известны все секреты вашего проклятого рода, — заявила Мевис, — и я хочу, чтобы молодой хозяин знал, почему его мать так внезапно ушла из жизни.
— Мой отец убил ее? — прерывающимся голосом спросил Кинкейд. — Это… правда?
— Да, Филип убил ее, но он вам не отец, Джеймс. — Мевис громко и хрипло рассмеялась. — К счастью, в ваших жилах не течет кровь этого негодяя и мерзавца. Дьявольское проклятие миновало вас!
Несколько минут в подвале тишину нарушали только тихие стоны графа Ратледжа. Наконец Кинкейд изумленно спросил:
— Мевис, о чем ты говоришь? Филип — не мой отец?
— Нет, милорд, слава Господу, нет!
— Но в таком случае чей же я сын? — он кивнул на лежавшего на каменном полу Персиваля. — Его?
— Нет, милорд! — воскликнула Мевис. — Вы не из этого дьявольского семейства Рэнделов! В вас течет голубая кровь.
— Что? — прошептала Мэг. — Значит, Кинкейд не родственник Филипа и Персиваля? Он… не Рэндел… Но кто же он?
На сморщенном, изрезанном глубокими морщинами лице повивальной бабки появилось торжественное выражение.
— Он — Стюарт, — медленно изрекла она. — Стюарт.
Кинкейд широко раскрыл глаза, а Мэг тихо охнула, зажав рот рукой.
— Да, в жилах молодого милорда течет королевская кровь, — важно продолжала Мевис. — Он — брат нашего короля Карла II. Его отец, Карл I, однажды согрешил с вашей матерью. Так что, вы, Джеймс, незаконнорожденный сын короля!
Кинкейд глядел на старуху, пытаясь осознать смысл сказанных ею слов, а потом тихо произнес:
— Мой отец был королем Англии? Не может быть…
— Да, милорд, ваш отец — Карл I.
— А Филип знал, что…
— Разумеется, милорд! — перебила его Мевис. — Знал и ничего не мог с этим поделать. Король хорошо заплатил ему, чтобы он дал сыну свое имя. Теперь-то вы понимаете, почему лорд Суррей так вас ненавидел?
Кинкейд растерянно повернулся к Персивалю, ища подтверждения или опровержения слов повивальной бабки.
«Это какая-то нелепость, абсурд, — мелькнуло у него в голове. — У Мевис, очевидно, от старости помутился разум».
— Ратледж, это правда? — наконец обратился он к Персивалю. — Я — не Рэндел?
Персиваль хрипло прошептал:
— Ты — единственный, кто родился без физического уродства. Ты — красивый… в отличие от нас… Ты… не наш…
Мэг взглянула на лежавшего на каменном полу Персиваля, лицо которого исказили боль и страдание, и неожиданно для себя почувствовала жалость к этому жестокому, уже немолодому человеку, так и не узнавшему за свою долгую жизнь, что такое настоящее счастье.
Кинкейд встал на колени, склонился над Персивалем, тот еле слышно что-то пробормотал, затем его тело несколько раз конвульсивно дернулось, и он затих. Его широко раскрытые от боли и мучений глаза устремились куда-то вдаль. Кинкейд взял его за запястье. Пульса не было.
— Граф Ратледж мертв, — тихо сказал Кинкейд.
Он поднялся с колен и подошел к Мэг.
— Сердце остановилось?
— Да. Больное сердце — тоже наследственная болезнь обитателей замка, — пояснил Кинкейд. — Мой дед, то есть… не мой дед, а его отец так же умер.
Мэг крепко прижалась к Кинкейду и положила голову ему на плечо.
— Кинкейд… — прошептала она, — если бы ты знал, как я благодарна тебе! Ты спас меня…
Слабая улыбка тронула его губы.
— Мы обо всем поговорим с тобой позднее, любимая, — ласково сказал он. — А сейчас нам надо как можно скорее покинуть этот замок. Слишком много зла таится под его сводами. Пойдем, сердце мое.
Мэг задержала его руку.
— Подожди, мы не можем уйти отсюда сейчас! — воскликнула она.
— Почему?
— Здесь, в подвале, томится еще одна узница графа! Женщина!
Кинкейд переспросил:
— Что ты сказала? Еще одна узница? Господи… Где же она?
Он схватил лампу, поднял над головой.
— Она там! — указала Мэг. — Мы перестукивались с ней! Звук доносился с той стороны!
— Надо спасти ее, — забормотала Мевис. — Ах, старый дьявол…
Они пошли по коридору, освещая путь лампой, и уже через несколько шагов остановились перед маленькой дверью в стене. Кинкейд, отдав лампу Мэг, отошел на несколько шагов и с силой ударил ее плечом. Дверь распахнулась, и он влетел в темноту.
Мэг посветила лампой, и они с Мевис застыли на пороге. В дальнем углу узкой длинной каменной кельи сидело, скрючившись, какое-то существо, отдаленно напоминавшее человека. Перед ними — обнаженная молодая женщина, грязная, изможденная и напоминающая скелет. Глаза ее закрывала кожаная повязка.
Мэг подбежала к ней, сняла с ее глаз повязку и горячо заговорила:
— Сейчас мы освободим вас, потерпите немного.
Мевис наклонилась к узнице и легко подняла ее на руки, словно маленького ребенка.
— Все хорошо, деточка, — приговаривала она, неся женщину к выходу. — Все хорошо…
Кинкейд остолбенело глядел на женщину, бессильно лежавшую на руках повивальной бабки.
— Господи… — бормотал он. — Дьявол…
Опомнившись, он взял ее из рук Мевис и направился к лестнице, ведущей наверх. Мэг и Мевис молча пошли за ним. Преодолев все ступени, они очутились во дворе кухни, освещенной яркими лучами весеннего солнца. Кинкейд осторожно опустил узницу на зеленую, молодую траву и взглянул в ее изможденное, белое лицо.
— Кто это? — шепотом спросила Мэг.
— Мэри Мамфорд, — тихо ответил он. — Дочь графа Мамфорда. Говорили, она исчезла несколько месяцев назад. Ее долго искали повсюду…
Мэг судорожно сжала руку Кинкейда.
— Чтоб он горел в аду. Пусть его душа на том свете никогда не найдет успокоения!
— Так оно и будет! — убежденно подтвердила Мевис.
Прозвучал заключительный аккорд веселой, бравурной мелодии, и Сэйти со счастливым, раскрасневшимся от танцев лицом села на колени к своему мужу. Он обнял ее за талию.
— Пойди, потанцуй еще, женушка!
— Ой, нет, я так устала… Пусть Мэг потанцует!
В красиво убранном зале первого этажа дома мамаши Гудвин играли веселую свадьбу Сэйти и Клэнси. Они поженились несколько часов назад, и теперь многочисленные гости пили за их здоровье вино,
