– Ладно, – сказал Джиггс.
– Скажи толком, хочешь или не хочешь?
– Да, – сказал Джиггс. – Что ты скажешь, то я и сделаю.
Шуман посмотрел на него и увидел, что он обеими руками старается удержать сигарету во рту и что сигарета потухла.
– Сам-то ты чего хочешь? – спросил Шуман.
– Выпить, – тихо сказал Джиггс.
– Обойтись никак не получится?
– Если нельзя – обойдусь.
Шуман смотрел, как он поддерживает падающую мертвую сигарету, как пытается затянуться.
– Если выпить дам, съешь что-нибудь?
– Да. Я все сделаю.
Шуман наклонился вперед и постучал по стеклу. Водитель повернул голову.
– Где тут можно взять поесть? – спросил Шуман. – Тарелку супу, скажем?
– Надо тогда вертаться к Гранльё-стрит.
– А здесь нигде ничего?
– Можно сандвич с ветчиной у итальяшек, если найдете открытый магазин.
– Хорошо. Остановитесь у первого, какой увидите.
Ехали недолго; Шуман узнал угол, хотя для верности, когда они выходили, спросил:
– Наяд-стрит близко здесь?
– Нуайяд?[22] – переспросил водитель. – Следующий квартал. Прямо и направо.
– Тогда здесь выходим, – сказал Шуман. Он вытащил мятые деньги, которые дал ему репортер, и бросил взгляд на аккуратную округлую цифру «5» в углу. «Получается одиннадцать семьдесят», – подумал он, но затем обнаружил в первой мятой купюре вторую; он дал ее водителю, все еще глядя на компактную цифру, виднеющуюся на той, что осталась в руке.
«Черт, – подумал он, – семнадцать долларов». А водитель тем временем говорил ему:
– С вас только два пятнадцать. Меньше ничего нет?
– Меньше? – переспросил Шуман. Он посмотрел на купюру, которую водитель держал так, что на нее светила лампочка счетчика. Это была десятка. «О Господи, – подумал он; на этот раз даже не стал поминать черта. – Двадцать два доллара».
Магазин располагался в помещении, которое размерами, габаритами и температурой напоминало банковское подвальное хранилище. Здесь горела единственная керосиновая лампа, создававшая, казалось, не свет, а одни лишь тени, коричневый рембрандтовский мрак, где животы выстроенных шеренгами консервных банок тихо поблескивали за прилавком, в невероятном количестве заставленным плохо распознаваемыми товарами, которые владелец различал, вероятно, на ощупь, причем не только один товар от другого, но и товар от светотени. Пахло здесь сыром, чесноком и нагретым металлом; сидевшие по обе стороны от маленькой, яростно горящей керосиновой печки мужчина и женщина, которых Шуман видел впервые, оба закутанные в платки и различимые в отношении пола только по кепке на голове у мужчины, подняли на него глаза. Сандвич был черствым куском французской булки с ветчиной и сыром. Шуман дал его Джиггсу и вышел вслед за ним на улицу, где Джиггс остановился и в каком-то бычьем отчаянии уставился на предмет, который держала его рука.
– А можно все-таки сперва выпить? – спросил он.
– Ешь, пока мы идем домой, – сказал Шуман. – Выпить потом.
– Лучше бы сначала хлебнуть, потом поесть, – сказал Джиггс.
– Само собой, – сказал Шуман. – Ты и утром так думал.
– Да, – сказал Джиггс. – Верно.
Поглядев на сандвич, он опять замер.
– Давай, – сказал Шуман. – Приступай.
– Хорошо, – сказал Джиггс. Он начал есть; Шуман смотрел, как он двумя руками подносит сандвич ко рту и, чтобы откусить, поворачивается к еде в профиль; он видел, как Джиггса затрясло и задергало, когда он наконец оторвал измочаленный кусок и начал жевать. Джиггс работал челюстями, глядя Шуману в глаза и держа, как распятие, у груди надкушенный сандвич обеими неотмываемыми руками; он жевал, не закрывая рта и таращась на Шумана, который в какой-то момент сообразил, что Джиггс не глядит на него вовсе, что его единственный зрячий глаз просто открыт и преисполнен глубокого и безнадежного самоотречения, как будто отчаяние, обычно распределяемое между обоими глазами поровну, теперь сосредоточилось в нем одном; Шуман увидел, что лицо Джиггса покрылось субстанцией, в слабом свете напоминающей машинное масло, и мгновение спустя Джиггс начал блевать. Шуман поддерживал его одной рукой, другой спасая сандвич, а желудок Джиггса проходил тем временем через все стадии отказа, длившиеся и длившиеся, хотя отказываться было уже не от чего.
– Прекрати, постарайся, – сказал Шуман.
– Ага, – сказал Джиггс. Он провел вдоль губ рукавом рубашки.
– На, – сказал Шуман. Он протянул Джиггсу свой платок.
