Должно быть, просто покрасил волосы. И сделал он это или вчера, или в четверг вечером.
– Я детектив Эрб Рейц из первого участка.
– Всегда рад оказать услугу полиции, Эрб, – сказал Уэйн и взглянул на Миш с Джинни. Выражение лица непроницаемое, словно он ее не узнает. – Ну, чего стоите? Может, зайдете?
Они вошли и оказались в прихожей с черными стенами и тремя красными дверьми. В углу стоял человеческий скелет наподобие тех, что используют в медицинских институтах. Только на шее у этого был алый шерстяной шарф, а на запястьях – стальные наручники.
Уэйн отворил одну из красных дверей, и они оказались в просторной гостиной с высоким потолком. Черные бархатные шторы задернуты, помещение освещается настольной лампой. Одну из стен украшает нацистский флаг со свастикой. В подставке для зонтов – целый набор хлыстов, в углу – мольберт с подрамником. В подрамнике большая картина маслом с изображением распятия. Присмотревшись, Джинни заметила, что распят там вовсе не Христос, а женщина с роскошными формами и длинными белокурыми волосами. Она почувствовала отвращение.
Настоящее логово садиста. Разве что вывески на дверях не хватает.
Эрб изумленно озирался по сторонам.
– Чем зарабатываете на жизнь, мистер Стэттнер?
– Владею двумя ночными клубами. Здесь, в Нью-Йорке. Честно говоря, именно поэтому привык сотрудничать с полицией. Руки должны быть безупречно чистыми, это необходимое условие для подобного бизнеса.
Эрб прищелкнул пальцами.
– Ах, ну конечно же, Уэйн Стэттнер! Читал о вас в журнале. Статья называлась «Молодые миллионеры Манхэттена». То-то, смотрю, знакомое имя…
– Не присядете?
Джинни направилась было к креслу, но вдруг увидела, что это электрический стул с подведенными к нему проводами – такие используются для казни. Она недовольно поморщилась и села на диван.
Эрб сказал:
– А это сержант Мишель Делавер из управления полиции Балтимора.
– Балтимора? – Уэйн удивленно округлил глаза. Джинни пыталась разглядеть на его лице страх, но напрасно. Похоже, этот Уэйн – талантливый актер. – Оказывается, и в Балтиморе существует преступность? – с иронией произнес он.
– А волосы у вас крашеные, верно? – спросила Джинни.
Миш метнула в ее сторону раздраженный взгляд: Джинни было позволено наблюдать, но не допрашивать подозреваемого.
Но похоже, этот вопрос ничуть не смутил Уэйна.
– Надо же, заметили! Глаз-алмаз!…
«Я права, – с замиранием сердца подумала Джинни. – Это он. Точно он!…» Она смотрела на его руки и вспоминала, как они разрывали на ней одежду. «Ну ничего, сейчас ты у меня получишь, ублюдок!» – с торжеством подумала она.
– И когда вы их перекрасили? – спросила Джинни.
– Лет в пятнадцать, кажется, – ответил он.
Ложь!…
– Черный, знаете ли, всегда в моде.
Но почему он лжет? Стало быть, знает, что у них есть светловолосый подозреваемый?
– Может, объясните, в чем дело? – сказал Уэйн. – И при чем здесь мои волосы? Я, знаете ли, просто обожаю тайны!
– Мы не отнимем у вас много времени, – сказала Миш. – Нам надо знать, где вы были в прошлое воскресенье около восьми часов вечера.
Интересно, есть ли у него алиби, подумала Джинни. Например, он может сказать, что играл в карты с какими-нибудь темными личностями. Естественно, предварительно подкупив их. Или же заявить, что весь вечер провалялся в постели со шлюхой, которая за деньги наговорит что угодно. Но его ответ ее удивил.
– О, все очень просто, – ответил он. – Я был в Калифорнии.
– Кто-то может это подтвердить?
Он расхохотался.
– Сто миллионов человек, по моим скромным подсчетам.
Джинни овладело беспокойство. Но у этого типа просто не может быть настоящего алиби! Ведь это
– Что вы хотите этим сказать? – спросила Миш.
– Я был на церемонии вручения «Эмми».
Тут Джинни вспомнила, что, когда она была в больнице у Лизы, как раз показывали торжественный
