ваша дочь может осчастливить любого.
— Она достойна быть графиней!
— А будет виконтессой, за что получит от меня щедрое приданое.
Бессмысленность разговора понемногу начала надоедать Люсьену. Его тетка явно страдала манией величия, ей требовалась помощь лекаря, а не уговоры.
— Надеюсь, вы заметили: Александра только что помирилась со своим дядей, герцогом Монмутом, — напомнил он. — Теперь, если вы с леди Уилкинс подадите голос, сами не заметите, как окажетесь в отдаленных колониях.
Несколько минут Фиона сверлила его взглядом, потом ощетинилась, как рассерженная кошка.
— Ты дьявол и ничем не лучше своего отца!
— Это мы еще увидим.
— Увидим! Скажите на милость! Я знаю, что говорю.
Фиона бросилась вон из комнаты. Люсьен позволил ей оставить за собой последнее слово: пусть лучше злится на него, чем на Александру или Розу. Вернувшись к гостям, он некоторое время наслаждался заслуженным триумфом. В самом деле, разве это не триумф? Он соединил любящие сердца, расстроил неуклюжую попытку шантажа и сделал все необходимое, чтобы оградить Александру от злословия. Не часто удается совершить столько хорошего за столь короткий срок.
Во время ужина он несколько раз пытался поймать взгляд Александры, но она была всецело поглощена разговором со счастливой парой, сидевшей по другую сторону от нее, так что взгляду Люсьена неизменно представал ее аккуратно причесанный затылок. Он заметил, что и на долю герцога Монмута досталось несколько улыбок. И все же его беспокойство не проходило. Однажды — во время первого выхода Розы в свет — Александра уже держалась вот так непринужденно и спокойно, слишком спокойно с точки зрения человека, хорошо ее знавшего. Гувернантка с большим опытом, она умела скрыть свои чувства под безмятежной маской. Возможно, у него просто разыгралось воображение, однако он знал, как ловко ни сплетена интрига, что-нибудь непременно пойдет вкривь и вкось, и хорошо, если только по мелочи.
Как раз в тот момент, когда Люсьен попробовал успокоиться, Александра, оглянувшись, посмотрела на него, и его словно окатили ведром ледяной воды.
Ужин шел своим чередом. Даже Фиона несколько оттаяла, когда ее приятельницы рассыпались в восторгах по поводу партии, сделанной Розой. Из случайно услышанного обрывка разговора Люсьен узнал, что мисс Делакруа несказанно повезло — она избежала его когтей, так как, должно быть, родилась под счастливой звездой. Это его очень порадовало. Если бы только не ледяной взгляд Александры… Он не спускал с нее глаз во время разъезда, чтобы не дать шанса в суматохе ускользнуть, а когда она направилась наверх, остановил ее резким окриком.
— Мисс Галлант!
— Да, милорд, — бесстрастно ответила она, но остановилась.
— Пройдемте в мой кабинет.
Александра сжала губы в тонкую неуступчивую линию и так долго медлила, что Люсьен уже был готов повторить приказ, однако она в конце концов повернулась и зашагала в глубь холла. Чуть позже громко хлопнула дверь.
— Теперь ваша очередь вызволять ее из неприятностей, — насмешливо сказал герцог Монмут за его спиной. — Я слагаю с себя эту не слишком приятную обязанность.
— Надеюсь, вы помирились?
— Помирились? Я здесь, чтобы обуздать злословие. Женитесь, если вам это по душе, и увезите мою племянницу куда-нибудь подальше, например, в Африку.
— Ах вот как!
Люсьен огляделся. Холл был пуст, гости разъехались, из гостиной доносились только голоса Розы и Роберта.
— Ваша светлость, будьте любезны, задержитесь еще на минуту.
— Если вам что-нибудь угодно от меня, договоритесь о времени с моим секретарем. Только не на завтра — завтра я: буду у премьер-министра.
Герцог повернулся, чтобы уйти, но Люсьен заступил ему дорогу и сделал знак Уимблу закрыть входные двери.
— Я прошу всего минуту, — повторил он, делая жест в сторону кабинета.
— А я утомлен и хочу отдохнуть.
— Одна минута не изнурит вас сверх меры, ваша светлость.
— Наглец! — процедил Монмут, однако пошел за ним. Пропустив гостя в кабинет, Люсьен вошел следом и сразу увидел Александру — она стояла, уперев в стол сжатые кулаки, так что костяшки ее пальцев стали совсем белыми.
— В чем дело? — спросил герцог без предисловий.
— Должна признаться, события этого вечера застали меня врасплох, — произнесла она тихим, прерывистым голосом.
— Только не нужно меня благодарить и обещать, что воздашь мне за это сторицей, — хмыкнул Монмут. — То, что я сделал для тебя, не имеет цены! Я поступился достоинством и фамильной честью, чтобы вытащить тебя из очередной передряги, в которые ты влипаешь с завидным постоянством. Если бы не долг крови, я бы и глазом не моргнул, окажись ты хоть в тюрьме.
— Благодарить? Я вас ни о чем не просила! Как вы смеете даже помыслить о том, что я могла обратиться к вам за помощью?
— Александра! — вмешался Люсьен. — Его светлость все знает — я приходил на свой страх и риск…
Она отдернула руки от столешницы и медленно приблизилась.
— Боже мой, а я-то думала…
— Что?
— Будто ты способен измениться!
— А разве нет? Дьявольщина! Чтобы все устроить, я истратил больше времени и сил, чем за всю прошлую жизнь!
— Да, ты отлично все устроил! Например, пригласил в свой дом этого ужасного человека!
— Неблагодарная! — прорычал герцог.
— Ваша светлость, теперь я прошу вас уйти. Я сам разберусь с вашей племянницей.
— Слава тебе, Господи! — буркнул Монмут и покинул кабинет.
— Так вот, я пригласил твоего дядю, чтобы ты не могла больше использовать его в качестве предлога.
— Предлога?
— Вот именно. Ты все время носилась со своей независимостью, с нелепой уверенностью, что надеяться можно только на себя. Что ты скажешь теперь, когда тебе со всех сторон предлагают помощь?
— Помощь? — По щекам Александры покатились слезы. — Боже! Да если бы ты всю жизнь искал способ оттолкнуть меня, то не нашел бы лучшего!
В ее тоне было столько злобы, что Люсьен опешил.
— Погоди, дай мне объяснить!
— Тебе нет оправданий!
— Ты составила список причин — черт возьми, список, ни много ни мало! — по которым не можешь стать моей женой. Я исключил их все, одну за другой. Ты сама все это затеяла, сама меня на это подвигла. С тем же успехом ты можешь злиться на саму себя!
— Что? Ты втягиваешь моего дядю в свои эгоистичные планы и потом еще пытаешься свалить вину на меня?
— Послушай наконец…
— Нет, это ты послушай! Ты хочешь представить все так, будто действовал из благородных побуждений, а на деле у тебя одна цель — принудить меня к браку, выгодному только тебе!
С минуту Люсьен не находил слов, делая по кабинету круги, как загнанный зверь.
