в том, что это я убедил ее задержаться».
— Думаешь, он имел в виду заключение в подвале? — спросила Эмма с иронией.
Александра бросила на нее укоризненный взгляд и продолжила:
— «О любых переменах в положении дел вы будете извещены незамедлительно».
— Не похоже, чтобы этот человек имел низкие намерения, — заметила Эмма.
— Если и так, из письма видно, как он самонадеян!
— Ты не хочешь дочитать?
— «Мисс Галлант упоминала о вас как о самой близкой своей подруге, и я надеюсь однажды быть вам представленным. Люсьен Балфур, граф Килкерн».
— Завоевать сердце повесы — дело нешуточное.
— Ошибаешься. — Александра перечитала письмо и покачала головой. — Когда нужно, он — само обаяние.
— Да, но зачем лорду Килкерну расточать свое обаяние на директрису провинциальной женской школы?
— Ну… не знаю! Возможно, он писал искренне, но с тех пор многое изменилось. Ведь это было до званого ужина. Кроме того, быть о женщине высокого мнения еще не означает любить ее. К примеру, я высокого мнения о премьер-министре, но при чем тут любовь?
— В самом деле!
— Подожди, я не договорила! Он хочет на мне жениться только потому, что ему со мной удобно, потому что это разом решит все его проблемы, в том числе по производству наследника!
— Жениться? — Эмма вскочила, выхватила у Александры письмо и с недоумением уставилась на аккуратные строчки. — Ты ничего об этом не говорила!
— Потому что я уже отказала ему, и не раз! Я так долго добивалась независимости, училась зарабатывать на жизнь и не позволю мужчине решать мою судьбу! Даже ему! В особенности ему! Я сама могу о себе позаботиться!
— Боже, как ты меня утомила своим криком! — Эмма вздохнула. — К чему этот спор, если я в глаза не видела лорда Килкерна? О том, что он самовлюбленный эгоист, я знаю только с твоих слов. Но раз ты так уверена, я тебе поверю на слово.
— Благодарю!
— С завтрашнего дня можешь приступать к своим обязанностям, а к понедельнику твоя комната будет готова.
Шагая рядом с Эммой к трапезной, Александра почувствовала глубочайшее облегчение. Ей просто необходимо было чем-то себя занять. Первый урок, думала она, явится первым шагом на пути к ее исцелению.
— Тебе надо забыть эту женщину, — сказал Роберт Эллис, направляя жеребца под сень старых вязов Гайд-парка. — Ты сделал попытку — и какую попытку! Не получилось, значит, не суждено.
Люсьен подстегнул Фауста и, когда тот пошел рысью, даже не оглянулся. Он мучился жестоким похмельем, так как накануне безобразно напился в «Будлсе», и все же головная боль была лучше, чем постоянные раздумья о том, в чем он ошибся и чего не доделал, добиваясь Александры Беатрисы Галлант.
— Подыщешь кого-нибудь другого, — продолжал Роберт, снова пристраиваясь рядом. — На мисс Галлант свет клином не сошелся. За тебя с радостью пойдет любая.
— С радостью, как же! — Люсьен хмыкнул.
— Почему бы и нет — ты богат, знатен, хорош собой. Не каждый холостяк может похвастаться таким набором достоинств.
— Довольно болтать! Я не в настроении.
— Это заметно. Но надо же как-то разрядить обстановку…
Люсьен осадил жеребца и хмуро уставился на приятеля.
— Скажи, кто стоял у тебя на очереди?
— О чем речь?
— Кто был сразу за Розой? Если бы она отказала, за кем бы ты теперь ухаживал?
— Хм… за Люси Халфорд или Шарлоттой Темплтон. Но мне ни к чему забивать этим голову, раз уж Роза приняла мое предложение и все сложилось к лучшему.
— Значит, на ее месте могла быть другая. — Люсьен покрутил поводья. — А для меня другой быть не может, в этом все дело. Александра — единственная женщина, на которой я мог бы жениться. В глубине души я знал это даже тогда, когда подыскивал невесту.
— Раз она отказала тебе, а вопрос с женитьбой не снят с повестки дня, значит, пора заняться кем-то еще, — резонно заметил Роберт. — Мисс Галлант всегда казалась мне не самой подходящей кандидатурой на роль жены. Из брака не выйдет толку, если жена оспаривает каждое слово мужа.
— Оставь! — Люсьен снова тронул жеребца. — Александра не доверяла мне поначалу и не доверяет теперь. Я не уверен, что делу может помочь даже отказ от состояния и титула и уход в трубочисты.
— Ну так забудь ее и иди по жизни дальше.
— Хорошо бы. Только сперва надо научиться не дышать, это будет полегче.
— Пожалуй, от тебя лучше держаться подальше, чтобы не заразиться хандрой.
— Хандра тут вовсе ни при чем! — Люсьен, стегнув Фауста, послал его в галоп. — Должна же она когда-нибудь взяться за ум! Я сказал, что теперь ее очередь идти на уступки.
— А если этого вопреки твоим надеждам так и не произойдет?
— Произойдет, обязательно!
Это был слово в слово тот самый диалог, который Люсьен вел сам с собой со дня отъезда Александры.
— Думаешь, женщина, которая не сумела оценить принесенные ради нее жертвы, примет к сведению то, что теперь ее очередь идти на уступки? Святая наивность!
— Это мы еще посмотрим, кто из нас святая наивность.
И вновь начались светские обязанности: балы, званые обеды и ужины, встречи в клубе и тому подобное. Все это время Люсьен задавался вопросом, в чем его ошибка. Быть может, не следовало выпускать Александру из подвала? Или не стоило устраивать ей встречу с дядей, к которому она испытывала застарелую неприязнь? Но разве сама она не вынудила его воссоединиться с родней, которую он терпеть не мог? Он кротко это принял, а она в такой же ситуации выставила его негодяем. Почему?
Ответ пришел нежданно-негаданно, во время обсуждения размеров приданого Розы. Он задумал выделить ей сумму, проценты с которой принадлежали бы лично ей и никак не зависели от того, как сложится брак.
— Но, кузен, это излишне, — запротестовала девушка в смущении. — Ты и так даешь мне больше того, на что я могла надеяться…
Мистер Маллинс подмигнул раз, другой, предлагая согласиться, но Люсьен сделал вид, что ничего не замечает.
— Не спорь и пользуйся моей щедростью.
— Мама бы точно не спорила, — хихикнула Роза.
— Она выбрала чудесную тактику, когда отказалась со мной разговаривать, теперь может соглашаться или нет — я все равно об этом не узнаю. А деньги советую принять.
— Я их принимаю с благодарностью.
Роза потянулась, чтобы чмокнуть его в щеку, и Люсьен подумал, что ее общество день ото дня доставляет ему все больше радости. Пару месяцев назад он не позволил бы ей коснуться своей щеки поцелуем из чистой антипатии к такого рода нежностям, впрочем, тогда он едва мог выносить ее присутствие. Чем терпимее он становился, тем увереннее она держалась с ним и даже совсем перестала хныкать. Одним словом, в Розе не осталось ничего от пуделя, разряженного павлином, который так ужаснул его когда-то.
Но как же все это случилось? Что вызвало такую перемену в его отношениях с Розой? Ну конечно! Перемена в ней и в нем самом! Они оба изменились, потому что стремились к этому. Александра не хотела
