который мог бы во всем этом хаосе принять на себя ответственность за страну.
По залу пронесся изумленный вздох. Никто не понимал, куда клонит этот непонятный иностранец. Ведь они только что своими собственными ушами слышали, как он категорически отверг предложение генерала и графа. Круифф усмехнулся. Русский мастерски вел игру.
– Вопрос вот в чем – для того чтобы взяться за это с достаточной долей уверенности в успехе, никто из здесь присутствующих не обладает ни относительно широкой известностью, ни достаточным, в масштабах страны авторитетом. – Он окинул взглядом аудиторию, которая была несколько подавлена его словами, и сменил тактику: – в то же время я не сомневаюсь, что здесь находятся люди, способные сделать для отечества, как минимум, не меньше, чем большинство известных личностей.
Народ в зале слегка оживился. Майор продолжал говорить:
– Как же мы можем преодолеть это противоречие? – Он многозначительно помолчал, доводя до высшего предела интерес присутствующих и их желание услышать наконец ответ. – Нам надлежит пригласить возглавить наш комитет лицо, чей статус общественного доверия и способность взять на себя ответственность за всю полноту государственной власти не вызывали бы никакого сомнения.
Майор окончательно замолчал. С минуту в зале висела напряженная тишина, потом кто-то произнес, как выдохнул:
– Суверен…
И тут же все загомонили, обсуждая возникшую идею. Майор молча опустился на стул. Круифф наклонился к нему и тихо прошептал:
– Великолепно.
Русский коротко кивнул, взял стакан с чаем и сделал несколько глотков. Об их присутствии пока забыли, и они могли посвятить немного времени еде. Тем более что оба из-за меморандума так и не удосужились пообедать. Между тем бурное обсуждение мало-помалу начало затихать. Похоже, большинство, поддерживая идею, абсолютно не представляло себе, как ее осуществить, а варианты, предлагавшиеся наиболее экзальтированными личностями, были слишком нереальны, чтобы рассматривать их всерьез. Взгляды присутствующих все чаще обращались к ним. Наконец генерал Тропин, как и вначале, взял инициативу в свои руки.
– Прошу простить, ваше сиятельство, но все присутствующие уже имели случай по достоинству оценить ваш блестящий ум, а потому осмелюсь вновь побеспокоить вас вопросом, который всех нас ужасно мучает. – Он сделал паузу и вкрадчиво произнес: – Каким образом, по вашему мнению, может быть осуществлена ваша столь блестящая идея? Ведь государь…
Русский опять поднялся на ноги и церемонно поклонился:
– Если мне будет оказано подобное доверие, я готов лично взять на себя ответственную миссию проинформировать государя о предложении возглавить Комитет содействия возвращению суверена на престол.
Мгновение в зале стояла тишина, потом вспыхнули бурные аплодисменты, сопровождаемые восторженными криками. Круифф растянул губы в грустной улыбке. Эти люди радовались так, будто все плохое было уже позади. Но многие ли из них доживут до того момента, когда с полным правом можно будет это сказать?
Майор широким движением, словно оперный певец, вскинул руки – и аплодисменты мгновенно утихли.
– Однако, господа, вам предстоит еще многое сделать для того, чтобы суверен принял это предложение. А главное – для того, чтобы, приняв его, он смог бы с вашей помощью выполнить возложенную на него историческую миссию.
Майор произносил одну за другой четкие, ясные фразы, многие из которых Круифф написал собственной рукой в рекомендательной части своего меморандума. Айвен откинулся на спинку стула и покачал головой. Черт возьми, и почему он раньше так не любил работать с русскими?
– Атессия, ты опять отвлекаешься.
Девушка вздрогнула и, торопливо опустив голову, склонилась над пяльцами:
– Простите, сударыня.
Мать недовольно нахмурилась, ее лицо приобрело страдальческое выражение, и она резко отвернулась. Тесс почувствовала, что вот-вот заплачет. Ну за что Господь послал им такие испытания?
В день отречения отец поднялся довольно рано. Он нервничал, и это было заметно не только семье, но и казакам эскорта, и офицерам ставки, и, казалось, даже воронам в парке, каркавшим в тот день особенно громко и отвратительно. Сразу после завтрака его в который раз посетила депутация Государственного собрания, подкрепленная несколькими генералами во главе с начальником Генерального штаба. Однако отец был непреклонен. В то утро Тесс через потайную дверцу пробралась в комнату отдыха, оборудованную рядом с кабинетом отца, и, встав у чуть приоткрытой внутренней двери, услышала его слова:
– Прошу прощения, господа, но кто-то должен понести ответственность за столь скандальные и горькие поражения в этой войне. Мне не в чем винить моих генералов. Каждый из них старался в меру сил и способностей добросовестно исполнить свой долг, поэтому я решил принять на себя ответственность за состояние дел на фронтах. – Он перевел дух и продолжил: – К тому же, как вы уже знаете, у нас с женой больше не может быть детей, а я до сих пор не обзавелся наследником, что также можно расценивать как небрежение долгом перед народом и страной. А посему мое решение непреклонно.
В это мгновение ей стало нестерпимо стыдно того что она родилась девочкой, но, на ее горе, этого было не исправить.
К обеду все было окончательно подготовлено к церемонии. Во дворце царила гнетущая атмосфера. Слуги и придворные, которых оставалось и так немного, теперь как будто совершенно испарились, и Тесс показалось, будто и сам дворец надел на себя траурные одежды.
Перед самым подписанием к матери подошел взволнованный премьер-министр, князь Болов, и, в отчаянии сплетая пальцы, заговорил:
– Я умоляю вас, ваше величество, только вы можете остановить это сумасшествие. Я знаю, как он уважает ваше мнение…
Мать прервала его движением руки и, качнув головой, сказала:
– Простите, князь, но это такое решение, которое мужчина принимает сам. Я ничем не могу помочь вам.
Холодная отповедь матери, произнесенная с легким акцентом, все еще сохранившимся после стольких лет жизни в этой стране, заставила сердце Тесс болезненно сжаться. Мать лгала. Она уже несколько раз пыталась отговорить отца от этого шага, но он, прежде покорно соглашавшийся с ней и в малом, и в большом, на этот раз упрямо стоял на своем.
Отец появился одетый в парадный мундир, со всеми орденами и в короне. Окинув всех беспокойным взглядом, он быстро подошел к столу, не садясь в приготовленное кресло, взял ручку, поставил размашистую подпись на подготовленном документе, резко повернулся и, сделав шаг вперед, опустился на колени перед понтификом.
– Прошу вас, отец, – еле слышно произнес он. Понтифик Суммуил потерянно оглянулся по сторонам, будто ожидая, что кто-то неизвестный в последний момент придет ему на помощь и каким-то образом избавит от участия в столь тягостной церемонии, потом, сгорбившись, дрожащими руками снял корону с головы суверена. Мать всхлипнула и отвернулась, чтобы скрыть слезы. И напрасно. Слезы блестели на глазах у всех находившихся в зале. Тесс заметила, как у отца дернулась левая половина лица, на щеках заиграли желваки. Он, не поднимая головы, поднялся на ноги и стремительно направился к выходу из зала. Понтифик растерянно помялся, не зная, куда ему девать корону, суетливо сунул ее под мышку и осенил удалявшуюся спину отрекшегося государя святым кругом. Тот день навсегда отпечатался в памяти Тесс.
– Атессия!
Девушка подняла голову и наткнулась на укоризненный взгляд матери. Та молча показала глазами на младших дочерей. Тесс кивнула. Действительно, негоже подавать сестрам дурной пример. Сегодня она что- то совсем расклеилась. И девушка решительно склонилась над пяльцами.
День прошел как обычно. После обеда отец читал и заполнял дневник, а девочки продолжали вышивать. Несколько раз в комнату бесцеремонно заглядывали эти грубые люди, но девушка уже успела
